Концлагерь «Саласпилс»

Саласпилс. Возле барака. Декабрь 1941 года.
К этому стоит добавить, что еще летом 1942 года рейхсфюрер СС Гиммлер приказал создать особый штаб «1005», который занимался поиском и уничтожением массовых захоронений жертв нацистского террора в «Остланде». Работы было много и до Риги штандартенфюрер СС Блобель, возглавивший штаб, добрался только к январю 1944 года.
«В январе 1944 года, — рассказал на суде Йекельн, — ко мне в Ригу приехал из Берлина сотрудник гестапо Блобель, с сообщением, что лично от Гиммлера получил совершенно секретный приказ о сожжении всех трупов расстрелянных нами за это время на территории „Остланда“ людей [...]Блобель сообщил, что с помощью выделенных ему людей намеревается раскапывать могилы, затем складывать труппы вперемешку с дровами [...]и облив бензином, сжигать их [...]
Миссия Блобеля была настолько секретной, что даже выданная ему команда была зашифрована номером 1089. эта команда использовала для раскопки могил опять же евреев, содержавшихся в Саласпилсском и других [...]лагерях. После окончания раскопок, евреи, участвовавшие в этом, тоже расстреливались и сжигались вместе с остальными трупами».

Саласпилс. Декабрь 1941 года
В октябре 1944 года, чтобы замести следы совершенных здесь преступлений, концлагерь Саласпилс был уничтожен, а его персонал — как немцы, так и латышские полицаи, — эвакуирован.
В память о погибших в 1967 году на территории лагеря был создан мемориальный комплекс. Под траурными плитами собрана земля из 23 подобных лагерей действовавших на территории Латвии в годы оккупации.
Воспоминание выжившего
... Шли пешком очень долго, по направлению в сторону города Гатчина. Ирочку мама везла на санках, а я шёл пешком. Колонна растянулась на несколько километров. Я ревел от тяжёлой и долгой ходьбы. Вели нас под конвоем, с обеих сторон нас сопровождали солдаты, вооруженные винтовками. В городе Гатчина на аэродроме находился концентрационный лагерь для военнопленных. Выглядел он очень страшно. Большая территория была огорожена колючей проволокой. За проволокой размещались несколько длинных деревянных бараков, куда нас и поселили. Все лежали прямо на земле, где было постелено немного соломы. Бараки не отапливались, только при входе стояла большая бочка, приспособленная под печку и плиту одновременно. Эта примитивная печка не могла нагреть огромный барак. Вокруг печки размещались в основном только тяжелобольные и маленькие дети. Гатчинский аэродром во время войны был действующим и каждое утро всех взрослых мужчин и женщин гоняли на взлетную полосу расчищать снег. Всем взрослым, кто работал, давали два раза в день по котелку жидкой баланды, детям никакой еды не полагалось. Все матери, которые имели детей, отдавали свою порцию детям, а сами оставались голодными. Каждое утро из бараков выносили умерших женщин, детей и пожилых людей. Много умирало военнопленных, которые были ранены. У некоторых солдат были очень серьезные ранения, они очень мучились и по ночам от боли сильно кричали. Ведь медикаментов никаких не было и лечения никто не проводил.

Рисунок выжившего
Днем, когда все взрослые уходили на работу, мы, дети, ухаживали за больными. Мне был восьмой год и я мог уже подать раненому воды, поправить повязку, укрыть одежкой потеплее. Очень трудно было научиться крутить самокрутки для курящих раненых. А закрутки мы крутили из опавших прошлогодних листьев, которые собирали взрослые под снегом на аэродроме, приносили в барак, сушили и закручивали во что придется. Закрутить ещё было полбеды, а вот зажечь, прикурить и раскурить оказалось очень сложно и противно. Много времени и внимания я уделял своей младшей сестренке Иришке, которая постоянно плакала и просила кушать. И конечно мама старалась её накормить в первую очередь. В лагере в основном были многодетные женщины, имеющие не менее 4 детей. Им было очень сложно и, как правило, такие семьи вымирали. Так продолжалось до конца марта 1942 года. Лютая зима с морозами до 40 градусов осталась позади. Нас, гражданское население, решили переправить дальше в тыл. Колонна создалась очень большая, немецкая охрана шла по бокам и сзади подгоняли отстающих. Никто не знал, куда мы идём. Люди были измучены голодом. В лагере хоть давали какую-то баланду, а здесь никакой пищи не было. Километров по двадцать за день мы проходили. Немецкие подручные – предатели Родины, надзиратели, вели себя очень нагло. Они требовали к себе большого внимания и уважения. На ночь нас расселяли в деревенских избах на полу на соломе. И такими перебежками мы, в конце концов, оказались в Кингисеппе. В Кингисеппе нам дали отдых три дня. Нас гнали в рабство как скот, как каторжников. Гитлеру нужны были рабы, которые пешком пройдут всю Европу и останутся в живых сильнейшие. Через две недели нас привели к городу Гдов. Но перед ним разлилась широкая река, вода которой с силой и шумом несла куски льдин. Льдины были большие, и маленькие, они то прибивались к берегу, то отплывали на середину реки, карабкаясь друг на друга. Немцы и надзиратели силой заставляли идти вперед через бурлящую воду, но люди упорно сопротивлялись. Некоторые смогли перебраться на противоположный берег по большим льдинам. Но многие срывались в ледяную воду и погибали. Люди растянулись вдоль берега, ища удобного места и способа перебраться в город Гдов. Я видел, как при переходе в брод, многих людей с силой сносило водяным потоком. Я чувствовал, что меня обязательно унесет. Я ревел и кричал, что не пойду в воду. Плакали и кричали все женщины и дети. А нас загоняли силой. Мама перекрестила нас с Ирой, взяла её на руки, а меня крепко схватила за рукав и решилась идти. Мы шли по воде, которая доходила мне до пояса и чуть выше. Мама, неся на себе Иру, сама своим телом представляла прочную опору для меня, и мы достигли противоположного берега. Но наши вещи, которые мы тащили с собой, остались на том берегу, и мама, оставив нас, рискнула идти за ними. Вещи лежали в санках, которые мы таскали за собой, но на середине реки в бурном потоке санки опрокинулись и вещи поплыли по течению. Мы замерзали, надо было двигаться. Мама побежала бегом, она умоляла меня, чтобы я не отставал. Только таким образом можно было согреться. Добежали до хутора. В дом нас не пускали, так как в доме уже было много народу. Но хозяйка сжалилась над нами. Она впустила нас в дом и затопила баню. Эта баня спасла нас. К полудню следующего дня пришел староста из соседней деревни и объявил, что через два часа всем быть на главной (базарной) площади Гдова. Если кто не выполнит приказ немецкого командования, будет расстрелян. Есть было нечего. Мамочка, молясь и плача, обняла нас, прижала крепко к себе и приготовилась умирать. Я понимал, что это конец, слезы и горе душили меня, не давали мне внятно говорить, и я только тормошил маму и умолял её: «Мамочка не умирай! Не умирай…» Через какое-то время пришла наша хозяйка. Увидев такую картину, она сильно растерялась. Но мама будто ожила – Господь Бог вернул её к жизни. Мама достала из укромного местечка своё обручальное кольцо, которое она очень хранила, и отдала его хозяйке. Хозяйка за это колечко принесла много всяких продуктов: два больших хлеба, яиц и сала. Она перевела нас в дом. Дала горячего кипятку, и мы очень вкусно покушали. На следующий день собрались в дорогу. Мама тащила санки, на которых сидела Ира, а я как всегда, шел пешком рядом. Шли мы очень медленно. Мама плохо чувствовала себя, я тоже еле передвигал ноги.

Толя Зубакин с сестрой Ирочкой
В начале апреля 1942 года мы с сестрой оказались в немецком приюте города Гдова. Мама очень болела, и её увезли в какую-то больницу. Нас насильно растащили с ней. При прощании мама причитала: «Милые мои дорогие детки, не умирайте!»
В приюте нас кормили очень плохо, но это было лучше, чем ничего. Утром нам давали сладкий чай и кусок черного хлеба 50 грамм. В обед горячий суп из чечевицы, но очень жидкий. Вечером опять чай и столько же хлеба. Но стояла уже теплая погода, мы сбросили зимнюю одежду и ходили почти голые и босые. О маме мы ничего не знали. Приют переехал на другое место и месяца через два-три нам сказали, что Зубакиных спрашивает какая-то женщина. Когда мы увидели эту женщину, мы не узнали в ней свою маму. Она была страшно худой, в каких-то немыслимых одёжках, похожих на лоскутки лохмотья, и всё это висело на ней. Волосы её были наголо острижены, раньше она всегда гордилась своими длинными густыми волосами. За период болезни она завшивела, поэтому вынуждена была остричься. Мы с Ирой очень обрадовались маминому приходу. Она была ещё не здорова, но немцы посчитали, что она может уже работать и её отправляли в Германию на принудительные работы в рабство. Оказалось, она пришла с нами попрощаться. Всё произошло совершенно неожиданно и глубоко ошеломило нас.
12 комментариев »
Оставьте свой комментарий!
слов нет .прокойный дедушка ветеран и имел ранения о саласпилсе я узнал от отца когда мне было 8 лет сейчас 35 и все так же живо хотя отца уже нет .песняры и расказ отца и небыло тогда инета ......
Очень страшно и люди всё пережили
СТРАШНО ЧИТАТЬ. Почему же, почему?! всё это начинают оправдывать и забывать??? Видимо демократизация всего общества есть извращение и дъяволизация общества под демократическими лозунгами свобода! права человека!
И так всё в современной жизни человечества. УЖАСАЮЩИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!
Действительно страшно!!!! Это же дети. Полоумное поколение, которое не знает истории со своими гей парадами достали. Государству надо рассекретить все зверства, опубликовать, вдалбливать нашему народу. Чтобы не никто, никогда не забывал, на многие поколения вперед. И пресекать все попытки национализма кровью!!!!!
Массовые убийства людей — это бренд Германии!!! И самое страшное, что это любимый бренд многих прибалтов и западных украинцев
в точку.
это точно! Их не должно быть как самостоятельное государство!
Таких как Вы не должно — неучей
Очень прискорбно, что молодёжь-очень цинично относится к ЭТОЙ войне...Лично мне-ненавистна любая:Афганистан?, Чечня? — Да абсолютно без разницы... Только в данном случае-ЛЮДИ-защищали Родину! Узнал о Саласпилсе-ребёнком, мы-пели песню, не имея мало мальской информации о размерах и видах зверств, которые там творились...Царства небесного-мученикам безвинным! И-"виноватым" в сопротивлении фашизму!
Царство небесное! и Светлая память! Дай Бог, чтобы они оказались в раю...
Страшно читать.
Узнала о Саласпилсе в 1979 году, когда отдыхала в санатории,, Яункемери,,. Была экскурсия. Помню памятник и Edem das seine — Каждому свое.
Это не должно повториться!