«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Александра Николаевна, а попросту Шура, родилась в 1922 году.

О том, что началась война, услышала по радио, когда была в магазине. Для Шуры, как и для многих копышан, война оказалась полной неожиданностью. Когда тебе только 18, а слова Левитана, как молния пронзили сердце, а ноги нельзя было оторвать от пола, тогда не хотелось верить, что мирное время остановилось. А еще минуту назад солнце светило так хорошо, так было радостно на душе от песен птичек, от запаха душистых трав. И все это перестало существовать в одно мгновение, отошло в прошлое.

Над поселком Копысь нависла темная ночь оккупации. Жители поселка стали на борьбу с фашистами. Начали организовываться подпольные группы, партизанские отряды.

С первых же дней оккупации, голос Москвы из радиоприемника, который хранился в квартире старого большевика, Федора Плисова, доходил до сотен людей. Благодаря Шуре, листовки появлялись в поселке, в окружающих деревнях. Шура стала связной. Доставляла листовки, ценные сведения для партизанского отряда, который находился в местных лесах, в лесах Горецкого района. Связь подпольщиков с партизанами становилась все тесней, а действия все активней, что не замеченной она не осталась. Фашисты начали лютовать. Появились первые жертвы, фашисты расстреляли несколько человек, но борьба с оккупантами не прекращалась. И вот в августе 1943 года в Копысь был прислан карательный отряд, начались массовые аресты.

22 августа 1943 года арестовали и Шуру. В ночь перед арестом Шура не ночевала дома, она допоздна разносила листовки и заночевала у Кириллова Григория Порфирьевича. А утром началась облава. Фашисты зашли и в дом Кириллова с проверкой документов. Проверили документы у его жены, но проверив, сказали, что имя и отчество не то. Они явно кого-то искали, а когда была произнесена фамилия Поклад, все поняли, что искали именно Шуру. Поинтересовались документами и Шуры, но хозяин сказал, что это соседка, зашла на минутку. Когда фашисты ушли, ей предложили уйти в лес, но она не согласилась. Дома остались родные: родители, сестра. Из-за нее их могли расстрелять фашисты, а она не могла этого допустить, и она пошла навстречу смерти.

Когда подходила к родному дому, увидела, что со двора выводили всю семью. Еще на минутку задержись она, и было бы поздно.

До комендатуры Шуру вели два вооруженных солдата, которые шли впереди, зная, что она никуда не убежит. Когда шла, вспомнила, что у нее в кармане лежали листовки, от них нужно быстро избавиться. Ей удалось их незаметно порвать их и выкинуть. Всех арестованных отправили в Оршу, в тюрьму гестапо. Начались пытки, после которых Шура теряла сознание. Героем подвига, когда достаточно одного порыва сердца, может быть каждый. А выдержать долгие пытки, какие были разработаны гестаповцами, удается не каждому. Копысские подпольщики их выдержали, выдержала их и Шура.

Каждый день гестаповцы выводили на расстрел арестованных, в их камере было слышно, как называли фамилии расстреливаемых. Однажды она услышала знакомые фамилии. С помощью двух женщин, она дотянулась до окна тюремной камеры. Через оконную решетку видела, как вывели Яскевича, в одном нательном белье. Видела Григория Соляника, который сам идти не мог. Весь был избитый, а в ранах черви. Видела и других своих соратников. Видела, как их хватали за руки и ноги бросали в машину. Сердце Шуры зашлось, а руки будто приросли к решетке, так они занемели. Уже и машины уехали со двора, женщины кричали ей: «Cлазь, Шура”. Она стояла у них на плечах. А руки, руки стали деревянными, она не могла оторвать их от решетки. Страха не было, была боль в сердце…

Шура осталась жива, только благодаря случаю. Ее бросили в камеру смертников, и она там три дня простояла, но час расстрела был пропущен, и она осталась жить. А тут нужно было отправлять в Германию эшелон, и ее погрузили вместе со всеми и отправили в лагерь.

Только 11 апреля 1945 года, лагерь, где она находилась, был освобожден союзными войсками. Тогда же она узнала, что родная Беларусь освобождена еще в 1944 году. Однако домой сразу попасть не удалось. Пришлось остаться на два месяца на уборку урожая, по просьбе комиссара А. Сафронова.