«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Родилась 3 октября 1922 года в деревне Муськово Кингисеппского района Ленинградской области. В Красной Армии — с 6 сентября 1941 г. В годы войны находилась на должности операционной медицинской сестры подвижного полевого госпиталя № 1 (позднее, в 1944 г., преобразованного в полевой хирургический госпиталь № 88), действовавшего в составе Приморской оперативной группы и 2-й Ударной армии (под командованием генерал-лейтенанта И.И.Федюнинского) на Ленинградском и других фронтах. Прошла путь от Невского «пятачка» через города и населенные пункты Ленинградской области, затем — через Эстонию, Польшу, Германию. Войну закончила в Берлине. Старший сержант медицинской службы. Демобилизовалась в 1946 г. Награждена медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг». После войны жила в Латвии, Литве, Калининграде, Советске, работала библиотекарем в частях Вооруженных Сил СССР. С 1975 года — в городе Нарва Эстонской ССР. Работала по специальности в средней школе № 1, затем — в Политехникуме. В Нарве в настоящее время и проживает.

— Нина Тимофеевна, для начала расскажите о том, как вам жилось перед войной? Где вы в 30-е годы проживали и что делали?

— Я очень старая сегодня: недавно отметила свое 88-летие. Родилась я в 1922 году в деревне в Муськово, которая находится Кингисеппском районе Ленинградской области, недалеко от города Котлы. Мы относились к Великинскому сельсовету. Рядом с нами находился поселок Валгавицы: там был магазин, больница, школа. Ближе к Усть-Луге жили ижорцы. Но у нас в деревне ижорцев не было, проживали только русские... Училась я сначала в школе в деревне Великина, а потом продолжила учебу в средней школе в городе Котлы. Когда учебу закончила, то поехала поступать в педагогический институт прямо в Ленинград. Но там я проучилась всего полгода: меня вдруг с учебы сняли и направили работать в начальную школу на родину. Она находилась в деревне Керстово нашего Кингисеппского района. И там я работала до начала войны.

— Скажите, а было ли в те годы предчувствие войны? Ее вообще ждали?

— Когда я училась в средней школе в Котлах и потом Ленинграде, как-то не задумывалась об этом. Потом, когда я работала в начальной школе, это предчувствие войны все же почувствовалось. Дело в том, что недалеко от нас находился военный городок. Моряки начали ходить, военные что-то засуетились. Так что нам было понятно: скоро начнется война.

— А как начался ваш путь в армии? Вас ведь призвали в 1941 году.

Красноармеец м/с Нина Васильева, сентябрь 1941 г.

— Я помню этот момент. Уже вовсю шла война. Был сентябрь 1941 года. Сидим мы вместе с одной преподавательницей начальных классов. Тогда на первый — четвертый классы нас в школе полагалось два учителя. И вдруг к нам вбегает офицер и говорит: «Что же вы сидите? По вашей школе было уже прямое попадание». А мы тогда и не заметили, что в нашу школу, когда была бомбежка, попала немецкая бомба. А потом меня вызвали в военкомат. Военком посмотрел на мое дело и обратил вдруг внимание на то, что у меня закончены курсы медсестер в Рогове. «У-ууу, это хорошо! — сказал он мне. — Нам как раз медсестры нужны». И меня взяли работать в полевой подвижной госпиталь, который тогда только что организовался. Он входил в состав 11-го стрелкового корпуса Ленинградского фронта. А моя коллега-учительница уехала в Усть-Лугу. С тех пор мы с ней не виделись, больше я о ней ничего не знаю. Так что меня призвали в армию 6 сентября 1941 года. Все это записано в документах. Я получила военное звание. Потом быстро до старшего сержанта медицинской службы доросла. И сразу после этого за свое звание чуть повыше зарплату стала получать.

— А что у вас был за госпиталь и как далеко он находился от передовой?

— Мы относились тогда к первой линии госпиталей, то есть, двигались сразу за фронтом, а уже потом за нами шли госпиталя второй линии — эвакуационные госпитали. Назывался наш госпиталь так — полевой подвижной госпиталь № 1. По штату у нас полагалось шесть основных врачей: хирург, терапевт, ухогорлонос и кое-кто еще. Госпиталь временный, поэтому работали мы в палатках. Все время проводили время у операционного стола. Работали почти без отдыха. В палатке у нас было отгорожено специальное место, где мы отдыхали. Так мы делали так: два часа там поспим, а потом снова беремся за работу. Но мы тогда никаких операций не делали. В то время шло отступление. Если к нам поступали тяжело раненые, которым требовалось делать срочные полосовые операции, мы срочно обрабатывали им раны и тут же отправляли их в эвакогоспиталь. Легкие раны обрабатывали постоянно: делали уколы и перевязки, накладывали шины, одним словом, делали первичную обработку и отправляли. Особенно много мы поработали в Керстово, когда отступали. С того времени столько лет прошло, многое позабылось... А потом мы со своим госпиталем попали на знаменитый Невский пятачок под Ленинград.

— Стало быть, вы начинали лечить раненых под Ленинградом. Расскажите поподробнее, какая была там обстановка, на Невском пятачке-то.

— Мы постоянно голодали. Нам в сутки выдавали всего лишь по сухарю или кусочку хлеба. Но мы продолжали работать. Съедим по сухарю, выпьем стакан кипятку, — и снова беремся за дело. Очень помногу работали. А раненые ведь не спрашивали, кушали мы сегодня утром или нет, устали или нет. Их интересовало одно: как бы поскорее им бы оказали помощь. Всегда стонали: «Сестра, помоги-ииии!» Такая обстановка была: не знаешь, к кому и подойти. А нас было всего четыре медсестры, которые их обслуживали. Но мы молодые были и никогда им не отказывали. Я думаю, что случись сегодня война, наши молодые женщины не справились бы с теми задачами, которые нам тогда ставились. Но у нас начальником госпиталя был очень хороший человек. Фамилия его была Шапиро. По национальности он был евреем. Он старался поддерживать в нас боевой дух. Он понимал, как нелегко нам было работать. Еще замполит у нас был очень хорошим человеком, все время нас поддерживал. Но я хочу сказать, что офицеры и солдаты, которых к нам помещали, попадались очень мужественные. Я и сейчас удивляюсь, как они все это переносили.

Кстати, очень помогли нам в голод выжить именно врачи. По возрасту почти все они были пожилыми, имели своих детей в России. Их и призвали-то в армию в самом начале войны. Как офицеры они получали пайки, которыми нас и подкармливали. Хотя какие это были пайки? Хлеб, еще что-то, два кусочка сахару, вот и все. Помню, врач-ухогорлонос Василий Михайлович Сутеев всегда накрывал стол и говорил: «Девчонки! А ну-ка к столу!» Мы уже знали дни, когда они получали свои пайки и, как всегда, с нами делились. Я, кстати, сохранила два таких квадратных кусочка сахара. Они и сейчас у меня лежат. Но на самом деле этим мужчинам больше надо было кушать, чем нам. Мы, девчонки, все-таки намного легче переносили на себе голод!

А еще спасло нас то, что все мы жили и работали в госпитале очень дружно. Когда мы находились в ленинградской блокаде, делили каждый кусочек хлеба. Я тогда считала: «Доброта спасет жизнь». Она нам жизнь и сохранила. Так что ели мы эти кусочки сахара с хлебом, поддерживали друг друга. А обстановка, между прочим, очень тяжелая была. Нам приходилось бывать в том числе и в самом блокадном Ленинграде. У меня там три близких человека умерло от голода. Сначала трагедия случилась с сыном моей неродной тетки. Он от голода и слабости упал с четвертого этажа и погиб. Потом умер племянник. А потом от голода и сама тетка умерла. Там тогда в городе ужасные вещи творились: за кусок хлеба в Ленинграде можно было купить квартиру!

— Каков был дальнейший путь вашего госпиталя после боев под Ленинградом?