«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Я родился 16 октября 1922 года в Хабаровске. Отец во время Гражданской войны был красным партизаном, воевал у Лазо, а после войны был водителем, плотником. Мать была домохозяйка. Вскоре после моего рождения мы переехали в село Фолынка.

Школа у нас была в городе Спас Дальний, в 5 километрах от села. Там я отучился 8 классов, перешел в 9 и летом прочитал в газете, что в Хабаровске можно поступить в железнодорожную школу. Я собрался и поехал.

Поступил в железнодорожный техникум, правда не в Хабаровске, а в Биробиджане, а в 1938 году меня из него выгнали. У нас в химкабинете большая бутыль со спиртом стояла, мы собрались, выпили, а тут кто-то зашумел. Мы бросили эту бутыль, а она здоровая, из нее хлещет, в результате отмок потолок. А под кабинетом химии был кабинет директора техникума и вот директор пришел в свой кабинет, сел за стол, а ему на голову обваливается потолок. Одним словом, троих выгнали.

Еще когда учился в техникуме я поступил в аэроклуб, и в 1939 году его закончил, получил удостоверение пилота 3-го класса.

Когда меня выгнали из техникума я пошел на аэродром, больше мне негде было жить, позже устроился на работу в Аэрофлоте – начальник посадочной площадки. На берегу Амура была посадочная площадка для У-2 и вот меня туда забросили. Я передавал погоду, встречал и провожал самолеты, они раз или два в неделю прилетали, а через месяц один такой самолет привез мне повестку в армию, и я на этом же самолете улетел обратно в Биробиджан.

В военкомате меня направили в Бирмскую авиационную школу летчиков.

В школе инструктор сразу понял, что я что-то знаю и я уже зачастую летал инструктором на УТ-2, одним из первых курсантов освоил И-16.

Школу я окончил в 1941 году и был выпущен сержантом, с 1939 года из летных школ уже не лейтенантами, а сержантами выпускали.

После начала войны на Дальнем Востоке выделили 27 человек из всех авиашкол, и отправили на фронт, а меня почему-то в Свердловск, там летно-испытательная станция была, как ЛИИ в Жуковском. Там я служил испытателем, а в 1942 году меня направили в Новосибирск, аэродром Толмачево. Туда из под Сталинграда прибывали разбитые полки, формировались и отправлялись на фронт. Я был направлен в один полк, который был полностью разбит под Сталинградом, они когда в Новосибирск приехали от всего полка осталось 5 человек, штаб и знамя. В декабре 1942 года полк был пополнен личным составом, получил матчасть и из Новосибирска был отправлен на фронт.

Полк, сперва, был направлен на защиту Москвы. Первоначально полк базировался в Химках, потом нас направили в Клин. Мы вылетали на перехват немецких бомбардировщиков, но ни одного так и не перехватили. Потом нас отправили на фронт.

Прилетели на аэродром Валуйки, а там собрались истребители, штурмовики. Немецкая разведка нас обнаружила и, в результате, как только мы прилетели аэродром атаковали немецкие бомбардировщики. Небо было закрыто немецкими самолетами.

Первый самолет пролетел, ударил по взлетно-посадочной полосе. А это зима, снег кругом. Наше дежурное звено было наготове и мы, под бомбежкой, начали взлетать. На полосах ямы, стараемся не попасть шасси в эти ямы, но взлетели. Схватились с немцами в воздухе. Крещение было красивое!

Зимой 1943 мы года взяли Харьков. Хрущев приехал поздравлять, потому что Киев еще был занят, а этот уже освободили. На Сенной площади собрались десятки тысяч людей, и немцы, узнали про это, направили три три группы бомбардировщиков, в каждой группе по 9 «Хейнкель-111», разбомбить все это дело. А мы как раз под Харьковом стояли и нас подняли. Комполка меня берет ведомым, я его прикрываю, 6 самолетов в воздухе, дает задание, и мы туда прилетаем. Началась драка, хорошо, что не было немецких истребителей, а то бы нам было…

Одни бомбардировщики были. Помню, командир заходит в атаку ведущего, я отстал от него, чтобы повторить атаку. Бьет, бьет, бьет, не горит ни хрена, выходит из атаки. Форсаж и пошел.

В общем, в первой группе сбили одного нашего командира звена. Пятеркой встречаем вторую группу. Дрались. Те уже разворот делали, тикать, но мы их догнали, еще трех сбили. А последняя третья группа вообще не появилась. Вот так мы сорвали задачу немцев. Ну да же что шестерка! Надо же было еще одну группу посылать. А если истребители прилетят?

А потом, говоря по честному, пропили Харьков. Наши отступают, немцы к аэродрому подходят, а я в воздухе был. Сажусь уже под вечер, заруливаю в свой капонир, смотрю, несется кто-то на машине. Выскакивает из машины, в руках маузер, и матом на меня – немедленно взлетай, а то немцы уже рядом с аэродромом. Хорошо мой самолет уже успели заправить. Я в самолет и на взлет, куда лететь – не известно, одно слово – спасайся! Садился уже в темноте, в Валуйках. Там стояла водонапорная башня и мы через нее все время садились. Я эту башню поймал и сумел сесть, чуть-чуть со штурмовиком не столкнулся. Докладываю заместителю командира дивизии, он мне:

— Ну, садись.

Дында Сергей Демидович

Сел в машину, привез в квартиру, которую снимал. Меня на койку, сам рядом на пол, а я старшим сержантом был, вот так вот. Потом под утро все собрались, разобрались, оказалось меня как раз замкомдива с аэродрома выгнали.

Немного позже меня ранило. Получилось как – четверкой полетели на разведку, уже домой вернулись, а у нас самолетами проблема была – баки в крыле были, и вот зимой, случалось, один бак начинал засасывать воздух, замерзал и на другой бак переключиться никак нельзя было. У нас приказ был, если с кем так случится, то садиться на аэродром подскока. Командир дал приказ садиться всем, но одна пара не послушалась и полетела на домашний аэродром. Они отлетели километров на 10, а там два «мессера», немецкие асы, их и сняли.Через какое-то время к нам приехал какой-то артиллерист, капитан, привез документы этих летчиков. Мы только тогда узнали, что они погибли.

На следующий день мне снова на аэродром подскока пришлось садиться, а у немцев хорошо разведка работала – только мы сели, как они налетели и начали штурмовать. Мой самолет не замаскирован, я отбежал, упал, кругом разрывы, рядом с локтем ударил снаряд и меня обожгло осколками. Потом все улетели на основной аэродром, а меня отправили в госпиталь.

Госпиталь был рядом с аэродромом, и на том аэродроме стоял мой самолет; чтобы его немцы не заметили, он был закидан сеном. Командир полка дал приказ самолет разобрать и привезти на базовый аэродром. Я узнал про это, думаю зачем разбирать? Пошел, сено раскидал, залез в самолет, проверил как работает мотор – отлично, дырки кое-где были, но самолет живой. У меня одна рука на привязи, а про то, что газ надо двумя руками давать, я не додумался. Запустил, выруливаю на взлетную и даю. Тут корка на ране лопнула, смотрю, кровь течет. Но взлетел, прилетел в полк, а мне командир полка — что ж ты делаешь?! Меня врач перевязал, но ранение было легкое, и, чтобы не терять время, меня отправили в тыл, в Инжавино, на штурманские курсы.

Отучился, через полтора месяца вернулся в свой полк и продолжил летать. Тут как раз июль – Курская дуга. Там такое село Скоротяги, рядом с Прохоровкой, и вот там мы летали. Там я сбил первый самолет, еще до начала немецкого наступления.

Анодин, мой комэск, ведет эскадрилью, я у него ведомым был. Наша задача – прикрытие наземных войск. Я вижу – немцы что-то бомбят внизу. А у нас на самолетах не было раций. Я Анодину показываю вниз, а он не видит ни хрена, нос по горизонту и прет, мы его называли – Нос по горизонту. Я от него отваливаюсь и прямо туда. Сбиваю первого на пикировании и быстренько опять в свою группу, догнал их. Прилетаем. Я говорю, сбил самолет.

— Какой самолет? Я не видел, чтобы ты уходил.

Я говорю, мы же назначены прикрывать наземные войска, там противник, а мы летим. В общем, это дело замяли. Это мой первый сбитый самолет.

4 июля мы получили приказ Сталина о том, что такие-то истребительные дивизии назначаются дивизиями воздушного боя, задача – завоевание господства в воздуха. Каждому летчику драться до последнего. Не меньше 45 минут. За нарушение этого приказа трибунал. Ужас! Наш полк входил в 249-я дивизию, и мы как раз попали в это пепелище.

Дында Сергей Демидович слева