«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

— Хорошие отношения. Приходишь к самолету, он докладывает, все исправно, я расписываюсь, сажусь и лечу. Ничего не проверял, доверяешь. У меня было два случая с отказом мотора. Где-то в 1944 году четверкой пошли на задание. Лечу оттуда и турбулентное движение такое, что кидает самолет, уже на 500 или 700 метров мотор как обрезало, раз и нет. Я туда сюда, не пойму. У меня ведомым был Вася. Говорю, Вася, смотри, куда я упаду. Сплошной лес кругом. Выбираю вырубку, я туда, чувствую, что промазываю и скольжение. И в это время заработал мотор. Я потихонечку да помаленечку прилетаю на аэродром, сажусь. Открываю капот. На каждом блоке вот такой провод, и вот здесь штырь-то держится, а оболочки нет. Когда кидало нас, он выскочил и упал на другое место, полностью замыкание. А когда я начал скольжение, он вырвался и встал на свое старое место. Инженеры собрались и говорят, такое только в сказках рассказывают, а тут все на лицо. А второе… Был взрыв. Тут вообще страх божий. Это Ясско-Кишиневская операция. Командир полка говорит, давай лети на аэродром, и там всех остальных будете встречать. Там есть такая дырка, засунул туда механика и лечу. Надо было лететь вдоль линии фронта. Запах резины. Смотрю – огонь из приборной доски. Механик пишет бумажку, мы горим. Я киваю головой, горим. Снижаюсь до земли, в случае, если загорится, чтобы сесть и спасти механика. А так я мог бы прыгнуть. И тут такой взрыв, что весь самолет потрясло. Все боеприпасы от пушек и пулемета взорвался. Все капоты поотлетали. Надо было садиться в Унгене. Захожу прямо сходу, заруливаю. Все смотрят, а где ты капоты потерял.

— Техников за такое дело привлекали к ответственности?

— Конечно. Выгоняли, все было. Вот у меня взрыв или допустим провод выскочил, за это надо выгонять в три шеи. Не выгнали, потому что нужны хорошие специалисты. Это не по их вине, он просто этот шнур не пробовал. Если бы попробовал, он, конечно, же заменил.

еоретическая конференция, проводит пол-к Фролков. Хлюстов, Василевский, Кальченко, Сергеев, Поровин, Дында, Фролков, Рязанкин, Кадакидзе, Меньшиков, стоит Козулин. Венгрия, Хатван. Январь 1945 года

— Как кормили на фронте?

— Хорошо. На Курской дуге помню, прилетаю, садимся, и нас встречает девушка в белом фартучке с мороженым на тарелочке с ложечкой, угощали мороженым. Они же видят, что улетают 20, прилетают 15.

— Как начинался обычный летный день?

— Обычно вставали в 5 часов. Потому что боевое задание могло быть в любое время. Умывались. Зубы даже не помню, чистили или нет. Первый вылет после завтрака. Кормили хорошо. Когда сидели в Клину…на сковородке жареная картошка. Заказывали меню на завтра. Обязательно давали 100 грамм. А Вася всегда добытчик следующего после 100 грамм. Выписка снимала напряжение. И тогда спать ложишься как настоящий человек и просыпаешься хорошо. За боевой день давали 100 грамм. А потом еще килограммами самогонка. Нормально!

— Пьяными не летали?

— Один раз летал. Погоды не было. Зима. Снег идет. Я зашел в дом, а мои командиры звеньев, а хозяин самогонку гнал. Я принял стакан. И вдруг прибегает солдат. Вас вызывает командир полка. Думаю, ну, все, конц. Оделся. Иду пешком до аэродрома. Штаб командного пункта был под землей. В коридор зашел, смотрю, командир полка и начальник штаба над картой, я уперся о стол:

— Товарищ, командир, прибыл

— О, давай….

Я пошел. Никто даже ничего не заметил. А в воздухе выходит все очень быстро.

— Плечевыми ремнями пользовались?

— В жизни ими не пользовался. Только поясным.

— Как осуществлялось патрулирование поля боя?

— Обычно это район, город или село. Прилетаешь, на своей высоте, 2500—3000 метров и ходим, чтобы солнце сбоку было. Обычная нормальная скорость, если только бой, то сразу по газам, форсаж.

— На свободную охоту отправляли?

— Один раз и то я сорвал. Это Будапешт. Вызывает командир полка и говорит:

— Сергей Дмитриевич, на охоту хочешь?

— Конечно.

— Собирайся, лети.

Я взлетел на Як-3. Вася был у меня ведомым. И пролетел я километров 20 от аэродрома, вдруг запах горючего… Надышался, какая там охота, тут домой бы добраться быстрее. Разворачиваюсь на 180 и сел. Обрыгался. Отравился. Проверяют. Бензопровод к мотору от помпы лопнул. Один раз и то мимо.

— Як-3 хоть и легкий, но мало горючки.

— Горючего у него в обрез. Вот Як-9…

В Ясско-Кишиневской операции штаб фронта попросил у нашего полка на ночь защиту. И меня с четверкой посадили на такой аэродром, где днем еле-еле мы садились. Здесь болото, за аэродромом железная дорога и провода. И вот 15 ночей защищал этот штаб. 18 налетов на город мы отразили. Хотя бы за это медаль дали, не хера!

— Вас учили летать ночью?

— Наш полк переучивался. Это после Курской дуги сразу. Дней 10, там же все по-фронтовому.

Тоже Ясско-Кишиневская операция, надо было прикрыть четверкой совещание фронта. Ночью поднимают четверку. Задача: прикрыть и ге садиться, прыгать. А мы все до одного сели. Нам костры зажгли, типа стрелы.

— В 1943 году, когда вы попали на фронт, нормально было налажено управление с земли? Как вас наводили?

— С конца 1943 года появились наводчики, у нас поставили аппаратуру. А то же летишь и ни черта, как на ишаках. Даже приемников не было.

— Вроде как у ведущего был приемо-передатчик, а у ведомого приемник?

— Такого не было. Сначала ничего не было. Потом поставили приемники. Ну ведь приемник и передатчик – это же одно и тоже, только кнопка другая. Это к концу 1943 года появилось.

— Политработники летающие были?

— Наш не летающий, но нормальный. Был СМЕРШ в нашем полку, он вообще дивизионный СМЕРШ, а жил в нашем полку. Хороший парень, я с ним дружил. Я говорю, взял бы лучше на истребителе полетал, чем по земле пузом…

На фронте

— Оплачивали сбитые самолеты?

— Да. Истребитель – 1000 рублей, бомбардировщик – 1500.

— Аттестат переводили?

— Финансисты переводили.

— Как узнали, что закончилась война?

— Мы были в Австрии под Веной. Спим, вдруг кто-то кричит: «Подъем!»

— Что такое?

— Война закончилась?

— Да ты что!

— Серьезно.

Я из-под подушки вытащил пистолет и давай стрелять в потолок. Утром нас на автомашине везут на автобусе, а на аэродроме самолеты выставлены в ряд, гудят, ревут и стреляют!

— Как относилось местное население в Румынии, в Венгрии, в Чехословакии?

— В Болгарии замечательно относились. Такой простой народ. Румыния – это цыгане, продадут тебя с говном. Сплошные дельцы. Хотя я и по-румынски почти разговаривал. Плохо относились. А венгры настороженно.

— Какое было отношение к немцам?

— Ни разу с немецкими летчиками не встречался. Видел пленного летчика, он был ранен. Когда сел на Курской дуге на чужом аэродроме, утром летел самолет, немецкий бомбардировщик на одном моторе, ребята его сбили. Он все-таки приземлился. Вытащили пулемет и начали отстреливаться. Дураки, конечно.

К немцам, как к солдатам, была ненависть.

Дында Сергей Демидович, 1945 год