«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

– Родился 15.9.1925 года в городе Виннице. Накануне моего рождения мои родители перебрались на Украину из Белоруссии. Отца почти не помню, он умер от голода в 1930 году, когда мне было пять лет , и в моей памяти осталось только фото отца , где он снят в солдатской форме во время 1-й Мировой Войны. Жили мы в Виннице возле базара, на улице Тимирязева, в подвале, который затапливало водой весной и осенью. Мать пошла работать в пекарню, но даже кусок хлеба для своих сыновей не могла оттуда вынести, законы тогда были суровыми , за украденную буханку хлеба давали 10 лет лагерей, по закону «за колоски», как «за хищение социалистической собственности». Так что все мое детство было довольно безрадостным и голодным, наша семья бедствовала, и даже после голода 1933 года, мы ели картофельные очистки, лебеду и суп из крапивы. Первый раз в жизни я хлеба досыта поел, когда меня от нашей школы отправили летом в пионерский лагерь «Артек»…

Мой старший брат был сводным (сын мамы от первого брака) и носил фамилию Бирман.

В тридцатые годы он завербовался на работу, на стройку в Среднюю Азию, вернулся оттуда больным туберкулезом и вскоре умер, еще совсем молодым.

Средний брат Исаак , 1921 г.р., работал токарем на машиностроительном заводе, в 1940 году был призван в Красную Армию на действительную службу. Исаак служил на Западной Украине в городе Золочеве, перед самой войной прислал фотокарточку, где он уже с курсантскими петлицами, но куда его из части отправили учиться, в какое военное училище, мы так и не узнали.

Судьбы брата я не знаю. После войны писал письма и запросы в армейские архивы, но получал один ответ –« нет точных сведений о потерях рядового и сержантского составе», или -«в списках погибших не значится». Одним словом – «пропал без вести», как сотни тысяч других кадровых красноармейцев и командиров, принявших на себя первый удар в сорок первом году .

До сих пор не теряю надежду, хоть что-то узнать, как погиб мой брат…

В 1940 году я окончил восемь классов еврейской школы №3 города Винницы и пошел работать на электростанцию. Я не был комсомольцем, политикой не интересовался, политика она не для бедных. Начало войны было для меня неожиданностью, ведь до этого в моем окружении разговоров о возможной войне с Германией никто не вел.

– Винницу немцы начали бомбить на второй день войны . Что происходило в городе в эти дни? Как лично вам запомнился 1941 год?

– Плохо помню первые дни войны . Начались ежедневные бомбежки города , но в основном немецкая авиация атаковала железнодорожный узел и места дислокации кадровых армейских частей. Общей паники или хаоса в первую неделю войны в городе точно не было.

До захвата немцами Винницы оставался почти месяц, и, скорее всего, первым признаком того, что город могут отдать, была эвакуация мобилизационного резерва на восток страны 30 –го июня, когда военкомат собрал по всей Виннице допризывников 1924—1925 г.р. для отправки в тыл. Мать проводила меня на станцию, нас погрузили в эшелон, и мы поехали на восток.

Но уже на второй день нас разбомбили, и все допризывники разбежались с эшелона кто куда.Часть направилась назад, по домам, а остальные, как и я со своим другом Леней Кукелянским, продолжили путь на восток. Без каких-либо документов, без продовольственных аттестатов, мы с Леней колесили по стране на «пятьсот –веселых товарняках», на перекладных, вместе с массами беженцев и эвакуированных. Добрались до Ташкента, а там эвакуированного народа столько собралось, что яблоку негде упасть. Есть нечего, работу не найти, и даже скудных продовольственных карточек нам не полагалось. Стали мы беспризорниками, подались в уголовную шпану, которой в то время была забита под завязку вся Средняя Азия .

Фергана, Красноводск и так далее – маршрут наших скитаний. Чтобы выжить и прокормиться, приходилось воровать. Потом мы где-то с Ленькой потерялись, и весной сорок второго года меня одного задержала транспортная милиция и отправила в распределитель в Фергану, откуда я попал в ФЗУ( фабрично – заводское училище), где пару месяцев учился на вагоноремонтника.

Но учеба и кормежка в ФЗУ была, скажем так, чисто символической, в наше ФЗУ набрали отловленных на ж/д молодых уголовников и беспризорников, которые в основном курили анашу и играли в карты. Затем мне дали справку об окончании ФЗУ и направили на работу в Южный Казахстан, на вагоноремонтный пункт станции Туркестан.

Я там недолго проработал, до августа 1942года.

Пошел в военкомат и записался добровольцем в армию, сказал, что 1924 года рождения, а кто тогда добровольцев проверял? Смотрят на меня на медкомиссии, парень здоровый, крепкий, значит, подходит, так и напишем – «двадцать четвертого года». Спросили – «Какое образование?» — отвечаю – «Девять классов» -«Отлично!», и вместе с другими ребятами меня из Туркестана отправляют в Катта-Курган, во 2-е Гомельское пехотное училище.

Успел я проучиться в пехотном училище только три месяца, гоняли нас там «по-черному», но стоит отметить, что курсантов прилично кормили. А в один прекрасный день весь наш курс подняли по тревоге и маршевыми ротами отправили на фронт, даже без присвоения сержантских званий. Говорили, что нас оправляют в Сталинград, но пока мы доехали до фронта, то в Сталинграде с немцами уже фактически покончили, обошлись без нас, и весь наш эшелон был направлен на Воронежский Фронт, на пополнение 25-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Шафаренко. Попал я, кажется, в 73-й гвардейский стрелковый полк.

– Ваши первые фронтовые впечатления.

– Мы сначала шли во 2-й линии. Как раз началось большое наступление. На подходе к передовой мы попали под сильную бомбежку, где-то рядом с нами дал залп дивизион «катюш», их засекли, и, видимо, моментально налетели немецкие пикировщики, и нам здорово досталось. Нам приказали идти вперед за первой волной атакующих частей и подбирать раненых .

Шли цепью. Я с одним товарищем немного отстал, наши ушли вперед, и когда мы подошли к линии уже взятых нами немецких траншей, то вдруг услышали, что в одной землянке кто-то громко поет на немецком языке. Товарищ был уже опытным воякой, (не из нашего пехотного училища , а из фронтовиков-стариков), так он мне сразу приказал: «Ты оставайся сверху, а я вниз». Он спустился на три ступеньки, ударом ноги открыл дверь и с криком «Хальт!» исчез в проеме, а дверь в землянку сыграла и снова захлопнулась. Услышал три выстрела, и пока я пытался понять, что произошло, из землянки пулей выскочил немец, сбил меня с ног и побежал во всю прыть. Я выстрелил в него, но не попал. Кинулся внутрь, в землянку, а там лежит мой раненый товарищ, и два убитых им немца. Оказывается, в землянке немцы так напились, что проспали атаку нашей первой волны наступающих и отход своих камрадов с позиций…

Наши ребята подбежали на выстрелы, товарища перевязали и отправили в санбат.

Так я впервые увидел живого немца, да вот не попал по нему…

А потом мы наступали на Харьков. Продвигались вперед довольно проворно, больших потерь в нашей стрелковой роте не было.

По настоящему первый серьезный бой произошел в районе населенного пункта Батьки Харьковской области, где меня ранило. Мы пошли в атаку, немцы подпустили нас на максимально близкое расстояние и где –то с 30-40 метров открыли по нам огонь.

Я хотел бросить гранату, взял ее в правую руку, автомат переложил в левую руку, только хотел встать и кинуть гранату, как напротив себя увидел вспышку, и тут, будто топором по левой руке ударило. Я еще на замахе метнул гранату, а потом увидел, что рука вся в крови.

Пополз вперед, по — прямой, вижу, лежит в окопе убитый немец, значит, я удачно гранату кинул.

Себя сам перевязал, а кровь из руки все равно идет. Я стал ослабевать, потом потерял сознание, и очнулся уже когда санитары тащили меня с поля боя в тыл .

Потом санбат, санитарный поезд, госпиталь в Подмосковье, в Сергиевом Посаде. Пролежал в госпитале месяц с небольшим, был при выписке отправлен в запасной полк, и оттуда с маршевой ротой , в которой нас было человек 150, был направлен на передовую.

Прибыли мы в 247-ую стрелковую дивизию, в 909-й стрелковый полк.

Из маршевиков набирали добровольцев в полковую разведку , ну я и вышел из строя на призыв.

– Почему решили пойти в разведчики?

– Отвечу честно. Я видимо просто во время своего «первого захода» на фронт не успел достаточно и толком испугаться, так и не понял до конца , что такое война на самом деле.

Мне еще тогда казалось, что «мне море по колено», мол, «смерть не страшна», и так далее .