«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Родился 24 апреля 1923 года в деревне Тербачево Гдовского района Псковской области. Окончил 4 класса школы, потом жил с матерью в Киргизии, работал в совхозе. В июне 1942 года был призван в армию. Службу проходил в течение нескольких недель в составе кавалерийской части в Средней Азии. Затем в составе 222-го кавалерийского полка 61-й кавалерийской дивизии участвовал в боях под Сталинградом. Был ранен, после излечения в госпитале был определен разведчиком-наблюдателем в 74-ю отдельную роту воздушного наблюдения, оповещения, связи (ВНОС). Был награжден медалями «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «За победу над Японией». В 1947 г. демобилизовался. Жил и работал в Средней Азии, в России. Затем переехал в г.Нарва Эстонской ССР, работал на пилораме, на заводе «Балтиец» (Министерства Среднего Машиностроения СССР).

— Константин Карлович, у вас несколько необычная фамилия — Коссе. Она эстонская?

— Фамилия-то эстонская, но сам я русский. Мой дед, отец моего отца, был из Эстонии. А отец родился уже в России. Мать же была чисто русская.

— Где и когда вы родились, кто были ваши родители?

— Родился я в 1923 году в Псковской области, в Гдовском районе, в деревне Тербачево. Отец в деревне был мельником, а мать — простая крестьянка. У нас в этой местности хутор был и мельница была. Но сколько там было этой земли — я не знаю.

— Помните, как коллективизация проводилась в вашей деревне?

— Плохо помню. Я маленький был тогда.

— До войны успели поработать?

— Тогда, когда проводилась коллективизация, конечно, нет, не работал, — совсем маленький был. Но вообще до войны работал. С детства начал работать: воду возил на поле, в бочках ее на лошади возил к тракторам. Но я потом оказался в совхозе в Киргизии. Отца уже не было. Он в тридцать каком-то году умер. Я это плохо помню, в школу не ходил, совсем маленький был. Да и в школе немного поучился: четыре класса не закончил, и больше ничего не кончал, нигде больше с тех пор не учился. Так вот, за то, что у нас мельница была, мать с нами выслали в Киргизию. Она слаба была, нигде не работала, да у нее и детей было много. А две сестры жили в Ленинграде.

— Было ли перед самой войной предчувствие, что скоро случится война?

— Не знаю, мне это трудно сказать. А потом война началась, и уже в 1942 году меня взяли в армию.

— Чем вам запомнилось начало войны?

— Ну что запомнилось? Как тебе сказать? Молодой был, ничего не запомнил. Но помню это: что вдруг началась война.

— До призыва в армию что делали?

— Работал в совхозе, который был у нас в деревне. Это в Средней Азии. Там я и на лошади работал, и на быках работал, и на волах тоже работал.

— Когда в 1942 году вас призвали в армию, куда вас направили?

— Когда взяли в армию, то меня повезли поездом в Сталинабад, этот город где-то на юге находился. Как сейчас этот город называется — я не знаю. Меня взяли служить в кавалерию. Это было в июне месяце 1942 года. Нас там обучали.

— А чему именно вас там обучали?

— Ну обучали нас тому, как нужно правильно с оружием обращаться. Ездить на лошадях тоже учились. А потом у нас, в Средней Азии, сформировали 222-й кавалерийский полк 61-й кавалерийской дивизии. Меня туда направили. И повезли нас поездом под Сталинград. А там через Волгу переправили, ниже Сталинграда, километров в двадцати от него. Дело было ночью. И так, собственно говоря, нас переправили туда, на западную сторону от Сталинграда.

— Первый бой помните?

— А как же? Этот день всегда будет помниться, всю жизнь помнится. Нас сразу разбили, отделили от лошадей, и мы как пехотинцы стали в этих боях участвовать. Короче говоря, шли мы в пешем строю, а лошади наши были сзади. Мы лежали в степи и стреляли по прицелу. Но там против нас не немцы, а румыны воевали. И вдруг на нас сзади пошли танки. Сорок с лишним штук их было. Всю дивизию в плен взяли, лошадей тоже в плен забрали. Солдаты там разбежались кто куда. Там меня немного ранило. Интересно, что когда танки начали по нам лупить, то все пушки, какие были у нас, в том числе и гаубицы, все уничтожили.

— Кстати, а как вы румынов от немцев отличали?

— А они носили такие стогообразные папахи с овчиной. И шинели у них были другого цвета, чем у немцев, сукно было тоже другое.

— Как вооружены были во время тех боев?

— У нас были только винтовка и гранаты.

— Немецкое оружие не приходилось использовать?

— Нет, у нас свои винтовки были.

— Каковы были ваши потери в этих боях?

— Как сказать потери? Наша 61-я кавалерийская дивизия вся была разбита.

— В плен много попало?

— В плене попали только те в основном, кто были с лошадями.

— Расскажите о том, как вас ранило.

— А вот в правую ногу попало, когда румыны с танка тогда стреляли. Я еще мог бежать, поэтому я, как только получил свое ранение, убежал туда в укрытие и там с этого укрытия меня увезли ночью в госпиталь.

— Паника была во время отступления?

— Так а какая паника? Танки пошли, сорок с лишним штук их было, и все тут.

— А немцы бомбили вас во время тех боев?

— Я же был не в самом Сталинграде, а ниже, западнее, по течению Волги. Так, конечно, бомбили. Как же не бомбили? Все было. Как сейчас вспомню: ведь это был ужас один! Передвижения всегда были тоже тяжелыми. С продовольствием, ой, все плохо было. Ведь продукты нам нужно было доставлять через Волгу. А сделать это было нелегко, местность просматривалась немцами, и они часто продовольствие наше уничтожали. Голодали, руки у нас были все время опухшими. Умирали люди от голода. Особенно часто умирали узбеки, казахи, киргизы. Ой, очень много умирало у нас людей с голоду! И узбеки, и казахи, и русские вместе с ними. Всякие нации были. Бывало, помню, едет верхом на коне какой-нибудь узбек, раз, — и нет его. Это он с голоду, значит, умер. Его снимают, кладут на землю, а лошадь забирали и она дальше ехала.

— Не было такого, чтоб лошадей ели? Некоторые ветераны рассказывали мне о таких случаях.

— Если лошадь убивало, то ее ели. Уже холодно было тогда, мороз шел. Но ели в сыром виде. Ведь огня нельзя было разводить — иначе сразу же тут появлялся самолет или снаряд бы тут был. Так что резали этих лошадей и такими вот сырыми кусочками эту мороженую конину ехали.

— В госпитале долго пролежали?

— Нет, недолго, всего около месяца. Попал в госпиталь. Справка была у меня о нахождении в этом госпитале, но не сохранилась. В общем, месяц я в этой больнице пролежал. Но какая, по правде сказать, это была больница? Мы прямо на полу, на соломе лежали. Село, в котором наш госпиталь располагался, было там, где Волго-Донской канал проходит. .

— В госпитале случалось такое, что люди умирали?

— Ой, много их умирало. Каждую ночь умирали, и этих мертвых выносили за постройки и ярусом так складывали.

Константин Коссе со своими товарищами, Западный фронт, сидит слева

— Куда вы попали после излечения в госпитале?