«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Я закончила медицинскую школу в Лепеле в 1940 году. Я одновременно с учебой занималась спортивной и художественной гимнастикой. Послали нас на работу в город Поставы. Выбрали деятельных комсомольцев и отправили в западную Белоруссию на работу. Когда поступила на работу, в характеристике было написано, что занималась гимнастикой. Мне сразу райком поручает группу медицинских сестер, чтобы я с ними занималась специальными упражнениями. В 1941 году 22 июня мы собрались на стадион для подготовки к соревнованиям. Отрабатывали синхронность и точность движений. Только одели спортивные костюмы, тут объявление: «Война!» Выступает Молотов. Мы сразу пошли в райком комсомола, и всех девушек мобилизовали на фронт. Отняли у нас паспорта: «Вы должны до Витебска добраться своим ходом, а там вам отдадим документы». Мы решили пойти до Витебска пешком. Когда пришли в Витебск, там спрашивают: «Где ваши документы?» Их нет. Мы решили пойти в облвоенкомат. Там нам сказали, что наши документы еще не поступили: «Пишите заявление, что вы добровольцами идете на фронт». Нас записали добровольцами в 214 военно-полевой госпиталь, который формировался около Волоколамска. Перебросили нас в Подмосковье. Немцы рвались к Москве. Было очень много раненых. Часто госпиталь перемещался — армия отступала, и госпиталь отступал. Мы, девушки, выполняли всю тяжелую работу. Перевязывали. Я сейчас вспоминаю — нам было все легко. Мы были физически подготовлены. Наступает октябрь 1941 года. Формируют 5 машин раненых, на них выделяют одну сестру и врача и дают маршрут движения. Везем раненых. По пути бомбежки. Куда ни приедем: нет мест, негде остановиться. Вечерком приезжаем в одну деревню, там госпиталь. Деревня Степановка, Смоленской области. Где-то недалеко от Вязьмы, наверное. Обрадовались. Там было, куда раненых положить. Кухня — горит костер, в котле вариться еда. А сухой паек уже на исходе. Говорю шоферам: «Берите термосы и наливайте этот суп. Раненых занесите в здание школы. А я сама схожу в деревню посмотреть, что там». Зашла в дом — там полно раненых и ни одного медработника. Во дворе разбитая санитарная машина. Заглянула — там и бинты, и медикаменты. Населения никого нет. Недавно тут был бой. Вот такая обстановка. Мне, как медсестре, надо перевязывать раненых. Трое суток перевязывала. Немножко вздремнешь и опять!. И вдруг, утром бежит мужчина и сообщает «Немцы меня послали, чтобы все сдавались в плен. Сейчас они придут в эту деревню». Ужас! Плен — нет! Только не плен! Решаю — застрелиться. У меня пистолет с собой. Выхожу за сарай, дождь, ветер, погода плохая. Деревня на горке, а там рощица, лесок. И показалась: «До чего же прекрасная жизнь!» А надо умирать. Выбрасываю лишние патроны. И наставляю пистолет. Вспомнила всех родственников, прощаюсь. И вдруг мне под локоть: «Сестричка, Вы что! Мы еще в партизаны пойдем». Капитан. Он мне всегда помогал. У него было ранение в ладонь. Я шутила: «Самострел, ты, наверное. Притворяешься» Пистолет отобрал. Раненые стонут: «Сестричка, перевяжи». Тут немцы нагрянули. Автомат в спину. Плен.

Выходим на дорогу группой человек 20. И вдруг один, как рванул бежать, и сколько по нему ни стреляли, он все равно бежал. Значит, еще не все потеряно. Значит, еще можно убежать. В колоне шли два дня, на третий день бежали. Организовалась группа и стала отставать, что бы остаться сзади. Когда все собрались, побежали к лесу, кто куда. Прибежала в деревню. Попросила хозяйку, чтобы она меня переодела: «Я мед сестра с Витебской области. Бежала из плена. Я пойду домой к маме». Она меня переодела. Пошла пешком. Десять дней шла пешком. День иду, к вечеру захожу в дом, люди были очень хорошие, сочувствовали. Накормят, спать положат. И в одной деревне даже баньку вытопили. Пришла к себе в деревню 24 октября. Пошла задворками, потому что одета в такой одежке, что стыдно показаться. Прихожу, а в нашем дворе собрались все деревенские — идут перекапывать мороженую картошку: «Настя, явилась!» Я рада, что маму обняла. Через некоторое время старшая сестра мне говорит: «Настенька, мы тут зря не сидим. Мы работаем вместе с Верой Маргевеч. Ведем агитацию против немцев, распространяем листовки». — «Откуда листовки?!» Оказывается, работает в Лепеле типография. Бороновский Сережа печатает листовки с воззванием к народу: «Встать на защиту Родины!» У меня появился просвет. Обрадовалась. Еще не все закончилось. Еще борьба идет. С Верой Маргевич мы выполняли задания. Распространяли листовки. Надо было связь держать. Получать сведения и приносить их Лобанку, а он передает сведения уже куда нужно. Надо было проводить комсомольское собрание под Новый год. Собрались в деревню Боброва под видом гадания. Я умею гадать. А нам надо же и листовки распространить, а девчонок местных мы не знали. Среди них могли быть и предатели. Сидим, гадаем, а потом говорим: Девчата, вот смотрите, что нашли на дороге, что за бумажки"? Стали рассматривать — это листовки. А молодежь: «Ой! Дайте нам!» Так и расхватали. А сами продолжаем гадать. Нельзя же было объявить, что это комсомольское собрание, слепо доверяться. Предателей было много.

Слева направо: командир взвода Алексей Лопаткин, Настя Буллах - лучшая медсестра и самоотверженная женщина, командир взвода Коцюбинский. Пышно май 1943 года.

Однажды нам с Верой дали задание перенести радиоприемник к мастеру на ремонт. Несем мы этот приемник. А за это можно было пулю получить. Население было обязано сдавать приемники. Тут два полицая едут к нам навстречу. Мы сошли с дороги. Они были подвыпивши. Вера нашлась: «Ребята, приходите на вечеринку». — «А вы придете?» — «Обязательно придем». Они проехали мимо. Пошли на вечеринку, раз обещали. Пришлось с ними танцевать. Пронесло тут... Жизнь была бурная...

В нашем доме собирались коммунисты. Но опыта подпольной работы не было. Надо было тогда же сразу организовываться и идти в лес. А мы сидели по домам. Дождались, что многих расстреляли немцы. Попала в тюрьму и моя старшая сестра Олеся и ее муж. Несу им передачу. Вдруг ее не принимают. Стоим, нас человек 20, в раздумье — что делать? Вдруг выскакивают из тюрьмы немцы, окружают нас и в тюрьму. Умереть я не боялась, я только хотела увидеть сестру. Думаю: «Хоть перед смертью увидимся». А крик! Стала рассматривать, а на стенке списки тех, кого уже расстреляли и надписи: «Такого-то числа нас расстреляли. Умираем с верой в Победу!». Думаю: «И нас расстреляют». Подошла к двери, смотрю в глазок, а там Олеся проходит. Я закричала. Она успела сказать, что бы я вела себя достойно в любых условиях и предупредила, что Лейченко предатель. Сказала, что их расстреляют в субботу. Мы этого Лейченко хорошо знали...

Нас продержали до 6 часов вечера. Потом отпустили, но передачи так и не взяли. Оказывается, накануне одна женщина мужу запекла в буханку хлеба маленькую пилку. Схватили ее и мужа и сразу расстреляли. Они проверили наши передачи и отпустили.

Когда пришла домой сразу пошла к Лобонку. Рассказала, что их поведут на расстрел в субботу. Думла,что можно помешать...Он послушал это все. Ничего не сказал. А с Верой мы так и работали. Листовки распространяли. Их много было. Хотя Бороновского арестовали и расстреляли, но он успел напечатать много листовок.

— А предатель?

— Когда я уже была в партизанах, мы устроили на него засаду, но он не пришел. Так мы его и не поймали. Однажды, я как раз вернулась с операции в отряд, и вижу — сидит этот Лейченко! Как это так?! Оказывается, он приехал на лошади и привез Женю Гуревич, еврейку. Как будто он ее спасает. Его допросили. Он все отрицал. Его расстреляли.

Весной и летом работать в подполье стало невозможно — аресты. В августе ушла в партизаны. Получилось это так. Нам было известно, что немцы расстреливали семьи партизан.

Летом 42го года группа партизан взяла нашего деревенского полицая, вывели его за деревню и расстреляли. Но пуля прошла насквозь через шею. Мне кричат: «Настя, иди, перевяжи». Не хотелось, конечно, но пришлось. Потом его отправили в Лепель, в госпиталь. Пришли партизаны, такой скандал подняли: «Где эта медсестра, которая полицая перевязывала?! Сейчас мы ее расстреляем!» Это имитация была. Они со мной договорились, что придут меня забирать в партизаны, но, что бы не навредить семье, устроили спектакль.

Все защищают. Моя мама знала, что я ухожу, но голосит на всю деревню. Вся деревня завыла: «Не виновата она!» — «Нет. Расстреляем!» Я подготовилась. Вывели за деревню, несколько выстрелов сделали.

Я ушла, а семья осталась: мать, две сестры и трое детей, надо же как-то их всех кормить: Так вот этот полицай Александр, который остался в живых, так помогал моей семье! Он снабжал их продуктами, поскольку семья пострадала от партизан. Привез и муки, и зерно, и бульбу — все в благодарность за перевязку.

Вот так я стала медсестрой в отряде Короленко. Стояли в Сосняловской пуще до сентября месяца. Боеприпасов было мало, но выходили на боевые операции. Диверсии мелкие против немцев совершали. Управы громили.