«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

— Родился я на Украине 17 января 1922 года. Село Пискошино Веселовского района Запорожской области. Я был старшим из четырех братьев, но отец и мать умерли когда мне было всего семь лет… Вначале умер отец. Он был участником 1-й Мировой войны, был ранен в голову и глаз. А через три месяца от какой-то болезни желудка умерла и мама… И осталось нас четыре сироты: я, Гриша, Алексей и Николай… Тогда нас разобрали родственники. Младших забрали к себе дедушка и бабушка по материнской линии. Я жил в семье брата отца – Якова Михайловича, а Гриша жил в семье другого брата отца и после расставания мы с ним впервые увиделись уже только после войны.

— Как ваша семья пережила голод 1932-33 года?

-Наша семья потеряла, наверное, половину родственников, я их и не сосчитаю… Умерли от голода дедушка с бабушкой и два моих младших брата… В семье дяди, где я жил, из четверых детей умерло двое. Остался только я и его сын от первой жены, а двое от второй померли… Умерли тетя с детьми, да всех и не вспомню… А хоронили просто. Подвода проезжала по селу, на нее собирали умерших, и потом на кладбище. Конечно, никаких гробов, во что-то заворачивали и в яму…

Что и говорить, тяжелейшее время было. Все голодные сидели, опухшие. Я был чуть постарше, так ходил в колхоз. Лошадям хоть что-то, но давали, так я у них горсть зерна возьму и в карман. Потом спустя много лет я как-то оказался в санатории и врач меня на обследовании спросил: «А вам раньше не приходилось голодать?» — «Так я пока в армию не попал, все время голодный ходил…»

— Где вы учились?

— В своем селе я окончил семь классов. Учился хорошо, мне нравилось. А потом поступил в техникум механизации сельского хозяйства в городе Новомосковск Днепропетровской области. Просто в этом техникуме у меня учились товарищи, они посоветовали, да и сама специальность хорошая. Три с половиной года проучился, за отличную учебу все время получал повышенную стипендию, но на последнем курсе бросил техникум и поступил в Днепропетровский аэроклуб.

Как это получилось? В сентябре 1940 года мы приехали после каникул, смотрю, а перед входом в техникум стоит большая группа людей. Подхожу, а там оказывается летчик стоит. Молодой, красивый лейтенант, весь разодетый, все на нем блестит, в общем, любо дорого посмотреть. И агитирует всех: «Ничего не нужно, только паспорт возьмите и прямо завтра приезжайте к нам в аэроклуб».

Поехали из техникума большой группой, но там была очень строгая медкомиссия, и приняли только нас пятерых. Правда, никаких экзаменов не было, только здоровье проверяли. Зато требования были, наверное, как сейчас к космонавтам. И когда мы пришли забирать документы, директор техникума бегал жаловаться в райком партии: «Это дезертиры! Мы их столько учили, а они все бросили и уезжают учиться на летчиков». Но оказалось, что это был спецнабор правительства, поэтому документы нам все-таки отдали.

А в аэроклубе нам создали все условия: поселили в общежитие, отлично кормили, одевали, а стипендия была — 250 рублей, очень хорошие по тем временам деньги. Утром зарядка, и целый день занятия, правда, выходные свободные. И так за пять месяцев мы прошли всю программу. Стали самостоятельно летать, но только на По-2. И перед выпуском из школы приезжал инструктор и летал с каждым курсантом. Потом подходит к командиру и говорит оценку. В общем, в октябре поступили, в апреле окончили, а уже в начале мая весь наш выпуск был зачислен в Одесскую летную школу «имени Марины Осипенко», которая готовила летчиков-истребителей.

Но только приехали в Одессу, как почти сразу нас вывезли в летние лагеря. На станцию Выгода, это между Раздельной и Одессой. Должны были там изучать И-15, но тут началась война… В ночь на воскресенье вдруг объявили тревогу, мы кинулись на поле, начали растаскивать самолеты и маскировать их. Но ничего еще не объясняли. И только в обед нас построили, и замполит официально объявил: «Началась война!»

Тут же пошли слухи, что немцы где-то рядом выбросили десант — шпионов. А уже на второй день прилетели нас бомбить. Четыре «Хейнкеля-111» сбросили бомбы, но ни одна из них не взорвалась… Просто они пролетели на очень низкой высоте, что взрыватели не успели сработать. Мы потом целый день с саперами собирали эти бомбы, и они их куда-то увезли взрывать.

На следующий день опять прилетели нас бомбить, и хотя бомбы уже рвались, но опять никто не погиб. Зато по ним открыли огонь буквально все: и из пулеметов, и из винтовок, и кто-то на И-16 смог подняться и начал за ними гоняться. В общем, один «Хейнкель» сбили и он сел на брюхо у ближайшего села. Местные крестьяне бросились к нему с вилами, с топорами, но у летчиков же пулеметы и поначалу сдаваться они не собирались. Но как увидели, что на подмогу приехали три машины курсантов, то все четверо сразу же сдались.

Прозор Иван Семенович

В нашу машину посадили одного из них, здоровый такой детина. А с нами был пехотный командир, парень еврейчик, так этот немец как глянул на него и аж зарычал: «Jude!» Но рядом стоял Бурштук Василь и он ему сразу как заехал… Все лицо разбил и даже на меня кровь брызнула. А этот подбитый «Хейнкель» увезли в Одессу и установили для обозрения горожан на Куликовом поле. И только когда немцы совсем близко подошли к городу, его взорвали.

А буквально через несколько дней после этого нас посадили в эшелон и вывезли под Сталинград. В лагеря у поселка Прудбой. Начали учиться, а когда готовили аэродром, то мне пришлось вспомнить свою прежнюю специальность. Там стояли какие-то танкисты, и чтобы расчистить взлетную полосу они выделили нам два трактора СХТЗ-НАТИ. И мы на них косилками косили траву. На одном Ткаченко, на другом я.

— В начале войны у вас не появились мысли, что можем проиграть войну?

— Вначале все были убеждены, что разобьем немцев очень быстро. И только когда началось массовое отступление, некоторые начали хныкать. Но вслух никаких высказываний не было, потому что дисциплина была на высшем уровне.

А из Сталинграда нас перевезли в Среднюю Азию. До этого нас в дороге нигде не бомбили, и только когда из Сталинграда мы на теплоходе «Надежда Крупская» отплыли на станцию Владимировка, то налетели три «Хейнкеля-111» и начали бомбить. Это было 5-е ноября, но был уже такой мороз, что реку схватило льдом, и корабль ни туда и ни сюда. Эти немцы в первый раз прошли — бомбы упали слева. Следующий — справа, а в третий раз зашли, бомбы упали впереди. И они ушли, а у нас путь оказался свободен… Вот так нам повезло.

А во Владимировке посадили в эшелон на Красный Кут и оттуда через полстраны приехали во Фрунзе. Где-то месяц там побыли, только начали летать на УТ-2 и вдруг приходит приказ: «1-й отряд оканчивает учебу», они на УТИ-4 летали, а наш 2-й отряд «перевести в пехотное училище».

Два месяца нас там гоняли. Потом в эшелон и повезли в Сталинград, но уже в дороге остановили и возвратили опять в летное училище. Быстро прошли обучение на УТИ-4, это фактически тот же самый И-16, даже зачеты успели сдать. Получили звания сержантов, и вдруг приходит приказ – «Отставить на фронт!» Погоны опять сняли и начали изучать Як-7. За три месяца изучили теорию, часов по пятнадцать самостоятельно налетали и уже в декабре получили звания младших лейтенантов и на фронт.

— Сейчас мы об этом подробно поговорим, а пока хотелось бы узнать ваше мнение о И-16.

— Очень сложный самолет. Все летали, но машина очень строгая, особенно при взлете и посадке. Чуть прозевал… Как говорил Чкалов: «В воздухе король, а на земле тьфу!» Скорость маловата, но зато очень маневренный. Поэтому после И-16 ЯК-7 показался значительно лучше, проще. Правда, не такой маневренный, зато простой. И взлетать и садиться проще. Если выровнять, он сам сядет. А «ишак» если бросить ручку так сразу сорвется в штопор.

— В училище при полетах не было несчастных случаев?