Летчики-истребитель — Прозор Иван Семенович
— Первого я сбил, когда освобождали Румынию. Вообще-то нас очень хорошо снабжали, топлива и боеприпасов всегда хватало, и только на том аэродроме, Лугож что ли, к нашему прилету еще ничего не было готово: ни обороны, ничего. Даже горючего не привезли, поэтому пришлось со всех машин сливать бензин для дежурного звена.
В общем, только сели туда, а утром четверкой из нашей эскадрильи заступили на дежурство. И только рассвело, как одна группа немцев с одной стороны, а другая с другой… Мы сразу на взлет, а я последним шел, и как глянул, один этот волк развернулся и на меня… Я разгоняюсь, а сам вижу, как по полосе уже шарлышки от снарядов ко мне тянутся… А я словно на автопилоте, сектор газа инстинктивно убрал, почти остановился, и смотрю, а трасса уже впереди и сам «фоккер» проскочил. Я по газам и вверх. Мне потом одна радистка из штаба рассказывала, что когда командиру полка доложили: «Прозора сбили!», так он там всех чуть не перестрелял. Всех на поле отправил: санитарку, пожарку. Те приехали, там все горит, дымится, а самолета нет… А я только взлетел, смотрю «лаптежник» идет. Он один и я один. Но его уже до меня кто-то бил, потому что стрелок уже лежал, голова на бок завалилась и пулемет опустил… Я подошел, и с одной очереди как дал, он сразу загорелся и упал там же… Из наших тогда никого не сбили, только на земле погиб один техник и один самолет сгорел.
А второго я сбил, когда прикрывали наши войска. Группу вел сам комэск Константинов, и вдруг нам попался «Хейнкель-111», по-видимому, разведчик. И тут мы все как начали его бить… Но командир ударил, не сбил, Костя Корниенко ударил – не сбил, я ударил, тоже летит. В общем, все шестеро били-били его, в конце концов, он загорелся и ушел, но земля подтвердила, что он таки упал. И нам на всех засчитали его.
А третьего я сбил где-то под Будапештом. Мы шестеркой прикрывали какую-то станцию у самой линии фронта, и вдруг увидели под собой группу «фоккеров». И хотя положено, что бьет одна половина, а половина прикрывает, у нас с этим было очень строго, но в тот раз Константинов подал команду: «Бьем всей группой!» И мы с первой же атаки сбили шестерых… С земли кричат: «Молодцы!», а пехота говорят, шапки в воздух бросала. Сразу ушли вверх и потом еще раз на них зашли, а у меня стрелять уже нечем, потому что я всегда как нажму… Но еще двух сбили.
Когда я готовился к интервью с вами, то в книге Давтяна С.М. «Пятая воздушная» встретил такое описание этого боя: «21.10.1944 года шестерка Як-1, возглавляемая командиром эскадрильи 85-го ГИАП капитаном Константиновым, прикрывавшая аэродром в районе Бекешчабы, встретила 30 немецких бомбардировщиков. Несмотря на его многократное превосходство, Константинов принял решение одновременной атакой всей группы заставить врага отбомбиться до подхода к цели.
По команде ведущего шестерка парами атаковала головную, среднюю и замыкающую группы противника. Советские летчики сблизились с «Фокке-вульфами» и с короткой дистанции открыли огонь. С первой атаки Константинов двумя очередями зажег немецкий самолет. Еще два бомбардировщика сбили гвардии лейтенанты Силкин и Уразалиев. Решительная атака советских летчиков ошеломила противника. Налет был отражен».
Неверное описание. Во-первых, я не помню, что это случилось в районе Бекешчабы. Во-вторых, там не было никаких бомбардировщиков, а были «Фокке-вульфы», и не тридцать, а меньше. Максимум двадцать, наверное. В-третьих, в том конкретном бою я не просто лично участвовал, а шел ведомым у Константинова, поэтому точно все знаю. В первый заход мы сбили сразу шестерых, все по одному. Я, например, во время атаки настолько увлекся, что Константинов мне кричал по радио: «Твой горит! Падает! Хватит уже!» Так мы еще не сели, а по радио уже передали, что группа Константинова сбила восемь немцев. И еще такой момент. У нас в полку сложилась традиция, что за каждого сбитого немца летчику на ужин полагался подарок от поваров, что-то вроде тортика. Так в тот день повариха кричала: «Что я буду делать?!» Но выкрутились – сделали их небольшими и на каждый стол.
— А вас самого не сбивали?
— Нет, меня хоть и били, но не сбивали. Обошлось.
— По вашему мнению, кого тяжелее сбить: истребитель или бомбардировщик?
— Конечно, бомбардировщик. Ведь к истребителю сзади подошел и спокойно сбил, а у бомбера стрелки.
— А из истребителей кто более опасный соперник Фокке-Вульф-190 или Мессершмитт-109?
— Мне кажется, «фоккеры» опаснее, у них же шесть пушек. А «шмитты» хоть и маневренные, но от них можно было уйти. Они же примерно, как и наши Яки. А «фоккер» мощнее, и он в пикировании падал как камень. Так что если он в хвосте, от него не уйдешь… Но мы на занятиях по тактике разбирали их действия, поэтому были готовы ко всему.
— А разборы полетов у вас насколько тщательно проводились?
— Этому всегда уделялось очень пристальное внимание. И если кто-то набузил, то командир давал самое страшное наказание: «Все, теперь два дня будешь стоять с флажком на Т». Не летать, это самое тяжелое. Так что людей у нас в полку готовили и очень берегли. И когда шли ответственное задание, то молодежи брали не больше половины.
— Но вот вы, например, случайно не знаете общий баланс результативности полка?
— Сколько сбили, не знаю, а вот потеряли при мне, если не ошибаюсь, всего двоих: одного в Крыму, а в Венгрии погиб Мазан. Причем, там так до конца и не выяснили, что с ним случилось. Мы слышали, что над нами высоко в небе транзитом в Полтаву проходили «летающие крепости» и вдруг однажды комполка решил поднять пару, чтобы узнать, кто все-таки над нами летает. И Минин сел, а Мазан упал, и похоронили его… (По данным ОБД-Мемориал заместитель командира 3-й эскадрильи гвардии капитан Мазан Михаил Семенович 1920 г.р. погиб в авиационной катастрофе 12.12.1944 года. По данным исследований М.Ю.Быкова гвардии капитан Мазан М.С. в годы ВОв совершил 440 боевых вылета, в 91 воздушном бою лично сбил 20 самолётов противника и 3 в группе. В 1946 ему посмертно было присвоено звание ГСС – прим.Н.Ч.) Или его с «крепостей» по ошибке расстреляли, ведь если он вдруг внезапно на них вынырнул, то такое вполне могло случиться.
— А у кого на счету было больше всего сбитых?
— Я не помню, чтобы у кого-то счет приближался к тридцати, чуть за двадцать. Помню, что штурман полка Лобок Тимофей имел много сбитых. Заместитель командира нашей эскадрильи Бритиков тоже примерно столько же. (По данным исследователя М.Ю.Быкова командир эскадрильи 85-го ГИАП Бритиков Алексей Петрович в годы ВОв совершил 515 боевых вылетов, в 71 воздушных боях лично сбил 15 самолётов противника. Причем свой первый самолет – Ju-88 сбил в небе над Москвой 30 сентября 1941 года таранным ударом. Был трижды ранен, но всякий раз возвращался в строй. Герой Советского Союза – прим.Н.Ч.) Еще мой первый командир звена Гамшеев сильно бил, но, правда, и терял. Говорили, что до Сталинграда он трех своих ведомых потерял. Но точно я не знаю, наверное, все-таки у Константинова больше всех. (Константинов Анатолий Устинович (1923—2006). Герой Советского Союза. Маршал авиации (1985). По данным исследований М.Ю.Быкова в годы ВОв совершил 327 боевых вылетов, участвовал в 96 воздушных боях, в которых лично сбил 22 самолёта противника – прим.Н.Ч.) Вообще в нашем полку было четыре или пять ГСС, да и то Константинову, Бритикову и Мазану это звание было присвоено только в 1946 году.
— Какие, кстати, у вас боевые награды?
— Самая первая — орден «Отечественной войны». Мне его вручили не за какой-то конкретный эпизод, а за все вместе. Вторая — медаль «За боевые заслуги». У нас было так – хорошо справляешься со своими обязанностями, пролетал без аварий, значит молодец. Вроде и на орден не тянешь, а на медаль, пожалуйста. А орден «Красной Звезды» за тот самый бой, когда сбили восемь самолетов. Нам всем тогда вручили по «звездочке», а Константинову орден «Александра Невского». И медали: «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией».
— Что требовалось для подтверждения победы?
— Во-первых, снимки с фотопулемета, а помимо этого подтверждение с земли и других летчиков.
— В годы войны вы слышали про наших знаменитых летчиков-асов?
Комментарии