«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

А там три тигра было, которые все время лупили. Село наверху, а внизу речушка и заболоченная пойма, и когда наши танки входили вниз, потом подниматься, они медленно ползли по этой мягкой пойме, застревали. И их лупили тигры.

И вот стоит один танк, порвана гусеница, завели, нормально работает. Одна только гусеница порвана, сбит кронштейн ленивца, и рядом воронка от бомбы. Ленивец с картером свернуло. Без ленивца, без направляющего колеса нет натяжки, и ведущее колесо проскакивает. И вот мы пошли обратно, взяли пехоту, это было перед рассветом, в каждый трак поставили солдата и так вот внатяжку и потом пауком, специальный паук для стягивания траков. А как следует не натянули. Танк идет задним ходом, гусеница проскакивает, он разворачивается… И так мы вывели из поля боя, такими зигзагами.

— Натягивали на передний каток?

— Да. А ленивца нет, только потом из сожженного танка, безвозвратной потери, мы срезали автогеном кронштейн ленивца, приварили. И фактически этот танк потом превратили в тягач.

Кстати странно был случай… Рядом два стога сена стояли, к каждому стогу сена поставили по танку. На утро экипаж просыпается, а немцы с другой стороны стога сена поставили свои танки. Кто первый. Наши первые увидели, открыли стрельбу. И немцы в свою очередь тоже… а один экипаж танка смандражировал. Увидел немецкий танк и убежал, бросив свой танк. Немцы всадили несколько снарядов в танк и уехали. Потом экипаж приходит, танк сожжен. Пошли проверять со смершевцев, подписать акт на списание. Смотрим снаряды то там, то там. А как же экипаж? Почему он цел? Они говорят, командир приказал, выпрыгнуть из танка. И ушли, бросив танк. Офицер то удрал в пехоту, а ребята вернулись. Чего с них возьмешь, им приказал офицер. Им по 5 суток ареста, а офицер пропал и все. Мы его потом встретили командиром пехотного батальона под Яссами. Он удрал в пехоту. С командира взвода стал командиром батальона, заработал два ордена, что его судить?! Ломову, контразведчику сказали. А он говорит: «Чего его судить, если он все равно пошел воевать. Человек воевал, заработал ордена. Он же не удрал с поля боя и не дезертировал. Он только поменял род войск. Конечно, бросил танк».

— Контразведчик у вас был нормальный?

— Да.

— Подписывали акты о списании танка вместе с контразведчиком?

— Да.

— Это ваша задача?

— Да. Подписывает зампотехроты. Подписываю я. Командир танка, если он цел. Командир взвода или роты, если он цел. И бригадный контразведчик.

— Были такие случаи, когда танк идет в атаку, экипаж выпрыгивает и танк сжигают?

— С такими случаями не встречался. Даже не слышал о таком, как можно подставить танк? Это смерть самому.

Вне танков в танковой роте оставались я, зампотех, мои танковые техники, регулировщик, санитар и санинструктор. Санинструктором у нас была Аза, 18 лет девчонке. Такая маленькая, таскала санитарную сумку. Ей было очень тяжело вытаскивать экипажи и она придумала такие вожжи, она одевала на раненого такую узду, и потом поднимала телом и вытаскивает.

Она была влюблена в командира роты, я тоже подбивал к ней клинья, а она сказала: «Витя, я его люблю». Он был подбит, ранен, она пошла к нему. И я иду с ней. Мое дело эвакуировать танк, но надо сначала вытащить экипаж, оказать первую помощь, и я ей всегда помогал. Она залезла первая и поднимает. Она подняла его и вытащила, он еще стонал. И в это время попадает снаряд, 88-мм. Его тело падает, и в руках у нее осталась голова и часть груди. Она тоже была ранена этим снарядом. Этот снаряд пробил его и ее. Фактически ее тоже разорвало на две части. Это было страшно.

Нужно было побороть страх, жажду жизни, надо тоже уметь, надо что-то делать, работать. Жизнь есть жизнь.

— Как относились к женщинам на фронте?

— Нормально. И любили и влюблялись. Женщины больше старались поскорее забеременеть. Как только она беременная, ее списывали и отправляли домой. Судьбы разные. Одна живет в Москве на Рязанском проспекте, взрослый сын. Еще вдобавок ко всему она была ранена, только потом обнаружили, что она беременна.

— Хорошее было отношение или пренебрежительное?

— Нормальные отношения, товарищеские. Их уважали. Если она с кем-то живет, все, это его. Сколько браков было. Они регистрировались приказом командира бригады. Отдавался приказ по 170-й танковой бригаде, считать старшего лейтенанта такого и старшину такую то мужем и женой. Только потом они отмечались в Загсе.

— Встречается упоминание, что больше выживало механиков-водителей, чем командиров башни, это действительно так, как вы считаете?

— Может быть, и так. Я сейчас припоминаю. Весь вопрос в том, что они меньше били в лоб-то меньше били. Самая толстая броня это в башне, лобовая часть. А боковая и кормовая части слабее. Это место и по борту бьют чаще, чем в лоб. В лоб старается не бить, меньше шансов, что снаряд пробьет.

— Как кормили?

— Мы сами себя кормили. Где как. Кормили нормально. Каша, суп, борщ. Первое, второе. Мы набивали животы. Колбасу давали, 100 грамм давали.

— Только зимой?

— И летом тоже. В госпитале давали вино.

— Как вас ранило?

— Открывал люк и осколки попали в руки.

Крят Виктор Михайлович

Вообще – я везучий до невозможности, должен был десятки раз умереть. Меня посылают в районе Михайловки, красивое было село. Я тогда как раз пять танков в бригаду привел, их на боевые позиции расставили, командир бригады меня увидел, говорит: «Виктор, сынок, – он меня всегда так называл, хотя всего на 10 лет меня старше, – сынок, бери мотоцикл, дуй в тылы, немедленно нужны горючее и бронеприпасы, все кончается». Я только к мотоциклу. А стоит зампотех батальона, мой непосредственный начальник и говорит: «Виктора, нельзя брать. У него шесть танков и пусть он их ремонтирует. Боброва можно послать, у него два танка. Пускай Виктор принимает два танка Боброва, а тот пусть едет». Казалось бы, я должен был ехать по приказу комбрига, а поехал Бобров. Он отъехал километр от деревни, налетели мессера, его ранило в спину и в затылок, когда он отбегал от мотоцикла, он ослеп. Мне говорят: «Теперь давай, ты. Бери санитарку, санитарную машину с крестом, отвези Боброва в медсанбат, а потом привезешь горючее и боеприпасы» Я его везу, он очнулся, говорит: «Где я. Что со мной. Почему я ничего не вижу?» Я ему соврал: «Ты перевязан, ранен в голову». Довез его, сдал, организовал горючее и боеприпасы. Уехал под таким впечатлением, что я бы должен быть на месте Боброва. Когда мне сказали, что Севка застрелился, не выдержал. Я тогда закрыл глаза и подумал, что бы сделал я. Наверное, то же самое. Быть в вечной темноте, не видеть солнца, людей, это страшно.

Меня ранило, когда я открывал люк. Скорее всего, мина. Ее же не слышно, сволочь. Она же сверху падает.

— Вши были?

— Это страшное. Броненосцы. Было даже стыдно, когда шел на перевязку. С меня снимают гимнастерку, бинты белоснежные, а под ними ползают броненосцы. Как только фронт, боевые действия, все, они сразу появляются, и что только не делали. Вшибойки. Полностью заменят обмундирование. Все сняли. Все отдали на сожжение и дали новое обмундирование. Делали так. И все равно через день опять они появляются. Мы потом сделали вывод, у человека при напряжении, страхе, появляется особый пот, при нем возникают вши, гниды. Лобковые вши появляются редко.

— Спасибо, Виктор Михайлович.