«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Через месяц меня перевели в отрядную разведку. Несколько раз Заслонов мне лично давал задания на разведку, он относился ко мне как к родному сыну.

– Герой Советского Союза, знаменитый партизанский комбриг Константин Заслонов погиб на ваших глазах. Как это было?

– В начале ноября наш отряд расположился в деревне Куповать, и в одном из домов разместился штаб бригады во главе с К.С.Заслоновым.

Нас было мало, так как к этому моменту часть бригады ушла к линии фронта, а многие старые партизаны были уже убиты в непрерывных стычках.

Днем 13-го ноября разведчики доложили, что в нашем направлении продвигаются батальоны народников, (так у нас называли полицаев из «Армии Каминского») , и, судя по их движению, нас пытаются окружить. Заслонов принял решение вступить в бой. Он приказал Свирину с небольшой группой партизан остаться в Куповати, а остальных поделил на две группы.

Первая состояла из 17 человек – они были с комбригом. Вторая группа во главе с комиссаром бригады Людвигом Ивановичем Селицким, состоявшая из 11 человек, — должна была занять оборону на опушке леса возле деревни Кузьмино. Я попал в группу Селицкого.

Утром мы увидели как народники идут колонной по дороге от деревни Удрилово и меня послали в Куповать, немедленно доложить Заслонову о изменении обстановки.

Я бежал с донесением, а навстречу идет Константин Сергеевич, и когда я доложил ему, он, спокойным голосом произнес – «Главное – не вдаваться в панику»…

Полицаи уже подходили к Кузьмино, и тогда Заслонов взял с собой нескольких партизан и в полный рост пошел навстречу народникам, он решил, что сможет словами переубедить предателей Родины не вступать в бой и сможет склонить их на переход на сторону партизан.

Но народники, заметив нас, сразу открыли стрельбу, мы залегли за сараем.

Заслонов лежал за его правым углом, а его адъютант Евгений Коржень у левого угла.

И вдруг Заслонов встал, открыл двери сарая и позвал меня – «Смотри, Саша — сказал он – Я прячу сумку с документами. Здесь списки личного состава и наших связных. В случае чего, ты будешь знать, куда я планшетку спрятал». Он снял с себя полевую командирскую сумку и зарыл ее в сено. Мы вышли из сарая, и в этот момент бой разгорелся. Заслонов приказал Корженю держать с группой партизан крайний правый дом у въезда в деревню, а сам пошел вперед, в цепь, к нашему пулеметному расчету. Народники уже захватили колхозные сараи, в считанных десятках метрах перед нами. Вдруг по цепи передали: «Коржень ранен!», и я увидел, как Заслонов на руках понес своего тяжелораненого в живот адъютанта в дом.

Потом Заслонов вернулся на свое прежнее место, достал маузер и с криком «Вперед! За Родину» бросился на полицаев, но был сразу убит.

В этом бою я был легко ранен пулей в плечо. Мы смогли отбиться от народников, они отошли от деревни, и тогда мы похоронили Заслонова, его адъютанта Корженя и еще четырех погибших партизан в одной могиле. Ночью мы вышли из окружения к Куповати, и тут мне и еще двоим партизанам приказали пойти на разведку.

Мы вернулись в Кузьмино, я забрал спрятанную полевую сумку из сарая (позже эту сумку Заслонова я передал комиссару Селицкому) и вышли к дороге. Заметили одиночную подводу с тремя полицаями, (полицай-ездовой вез двух раненых), и взяли в плен этих народников. Пленных после допроса Селицкий приказал «пустить в расход».

Остатки бригады ушли в Лепельский район, но вскоре мы вернулись в старые леса, заняли участок в районе деревень Логи, Борки, Рай и Богданов, это тогда считался, кажется, Сенненский район. Здесь мы пополнились за счет примкнувших к нам отдельных мелких групп и отрядов, и к середине 1943 года в Заслоновской бригаде было уже примерно 1200 партизан.

В этот момент бригаду разделили на две, одной командовал Комлев (1-я Заслоновская бригада), вернувшийся в наши леса из-за линии фронта вместе с группой погибшего впоследствии Гурусова. Я оказался в отделении разведки отряда имени Кутузова, и командовал нашим отделением Николай Ханкевич, а отрядом – Громыко.

В отделении кроме меня служили партизаны-разведчики: Дорохов, Зуев, Козыревский, Русецкий, Борейша(стал затем командиром отряда), а фамилии других я уже позабыл …

Разведкой бригады руководили: начальник штаба Снытко, и командир разведки бригады Фома Гурьянович Звонков, из «старых» партизан отряда «Дяди Кости».

– В отрядной разведке вы были самым молодым партизаном?

– Нет. Мой верный товарищ и напарник Николай Русецкий был в разведке отряда самым молодым, он был с 1929 года рождения и являлся ординарцем командира разведки Николая Ханкевича. Коля был родом из деревни Митюково Сенненского района Витебской области. Погиб он в возрасте 14 лет. Он, вместе с еще одним партизаном, пошел на разведку, попал в засаду и раненым был взят в плен власовцами. Позже от пленных мы узнали все обстоятельства его смерти в плену. Сначала власовцы перевязали его, и пытались по-доброму выведать место стоянки отряда. Когда на вопрос «Сколько партизан в отряде?» — Коля ответил –«На вас, сволочей, хватит», его стали зверски бить и истязать, стреляли над головой, угрожали расстрелом, но ничего от Русецкого добиться не смогли.

Тогда власовцы добили истерзанного Колю выстрелом в висок…

– Какие задания приходилось выполнять отрядной разведке? Какие бои, по вашему мнению, были для партизан наиболее удачными?

– Приходилось выполнять различные разведывательные задания, постоянно находиться в дозорах, а также сопровождать минеров — подрывников на диверсии на линию железной дороги, ходить по связи между бригадами, и участвовать в боях, как обычные партизаны.

Скажем в блокаде мы, разведка, первыми шли вперед, в поисках удобного места для прорыва, и всегда последними отходили, прикрывая своих.

Приходилось неоднократно и языков брать в немецких или в полицейских гарнизонах.

И тол самим приходилось из мин и снарядов выплавлять.

Я даже не припомню, чтобы хоть пару дней нам дали отдохнуть. Все время в деле…

Воевали мы неплохо, и свои награды честно заслужили своей кровью…

Но были и оригинальные задания, например, один раз пятерых разведчиков послали громить в округе самогонные аппараты, чтобы партизаны не спивались…

А насчет наиболее удачного боя… Например разгром полицейского гарнизона в селе Алексинцы, там мы здорово поработали… Было еще немало удачных налетов на волостные комендатуры и на немецкие гарнизоны… Трудно сейчас какой-то бой выделить…

Отряд использовал тактику внезапных налетов, а большие бои мы вели только когда, в очередной раз, немцы пытались нас уничтожить в блокаде.

– Полицаев-перебежчиков в ваш отряд принимали?

– Да. Перебежчиков зачисляли в отряд, тех кто пришел с повинной брали, хотя, по моему мнению они уже все были «с кровью на руках». Но в разведку или в подрывники бывшим полицаям дороги не было… За ним приглядывали, и чуть что не так – сразу в расход…

Один раз немца в отряд взяли. Привела его одна девушка из местных, Надя, сказала, мол, немец – антифашист, не хочет за Гитлера воевать. Он долго жил у нас в отряде, потом его расстреляли, а за что? – я не знаю…

– В вашем отряде были проявления негативного отношения к евреям?

– Почти нет, в основном к нам относились нормально, неприкрытого антисемитизма не было… В отряде было пять-семь местных евреев, и еще были евреи из окруженцев, один из них выбрал для себя в партизанах фамилию Иванов. Из местных запомнился Иоффе из Краснослава, он трагически погиб уже после войны, попал под поезд.

В боях погибли Сандлер, и молодой парень, которого все звали Беня…

Меня партизаны прозвали «Сашка Малый» , но я не думаю, что все в отряде точно знали, кто я по национальности… У подрывников во взводе тоже было несколько евреев: погибший Шафранский, Федя Щекин. Кстати, Федя умер пару лет тому назад уже здесь, в Израиле. Он был старше меня на два года.

– В конце 1943 года вас ранило во второй раз. Как это произошло?

– Мы были в блокаде, и меня с Зуевым послали в разведку. Мы добрались до опушки, посмотрели где окапываются немцы, а ночью бригада пошла на прорыв.

Во время боя мне перебило пулеметной очередью обе ноги, я не мог идти, но, опираясь на карабин, все же смог каким-то образом пройти два километра, отстал от всех…