Краснофлотец — Москаленко Николай Прокофьевич
До войны я окончил только 4 класса. Так получилось, что долго болел дизентерией, лежал в Боткинской больнице, два года сидел во втором классе.
22 июня у нас каникулы были, и тут объявили о войне. Мы с брательником сидим, мать посмотрела на нас. Я говорю, все равно война, давай закурим. И впервые при матери мы закурили. Брату было 14 лет, а мне было 13 лет.
Практически сразу после начала войны отца призвали, хотя ему было уже 44 года, он с 1897 года. Но у него была язва и в армию его не направили, направили на трудовой фронт в Златоуст, где он точил приклады для автоматов. Там он спиртом вылечил свою язву и прожил до 83 лет.
Где-то спустя месяц после начала войны Москву начали бомбить. У нас рядом стояли зенитки и когда они там долбали, дрожали все стекла. Помню, был один случай – немцы бросили одну бомбу, на полтонны весом и она не взорвалась. Ее потом вытащили и что интересно, когда сняли взрыватель, вместо взрывчатки был насыпан песок, и записка на немецком: «Чем можем, тем поможем!» А если бы она взорвалась, от дома ничего бы не осталось.
Чтобы укрыться от бомбежки мы рядом с домом, вырыли землянки. Как тревога, мы в эту землянку. А потом мне надоело бегать, думаю, ну ее на фиг, если попадет, то попадет, лучше дома будем сидеть. Так на шмотках мы с братом и сидели дома. Все же окраина, особенных военных завов там не было и бомбили меньше. Что запомнилось – бросали много зажигалок, у нас рядом с домом сараи были, так они сгорели. Мы, сперва водой их тушить пробовали, а она термитная – в воде горит. Потом стали песком тушить.
В нашей 382-й школе был развернут госпиталь и я пошел в ремесленное училище. Чем оно привлекало – нас сразу одевали. Давали гимнастерку, брюки, ботинки и шинель с шапкой. На шинели были петлички, на которых было написано РГУ-69. Кормили нас хорошо, рядом было артиллерийское училище и мы ходили его столовую. Вначале я пошел в слесарную группу, но там у меня не получалось – все время молотком попадал по рукам, у меня все руки были избиты, поэтому я перешел в токарную группу. И там уже у меня все пошло нормально. Уже в училище мы делали военные заказы. Я хорошо помню, как в училище точил заготовки для мин. Проучился там месяца три-четыре и был выпущен на 192-й завод, там точил стаканы.
На заводе у меня был маленький станочек, все детали точили из дюрали и бронзы, мелкие детали делали. А для того, чтобы прожить, делали зажигалки. Отработаем свою смену, и еще на ночь оставались, там сложно было войти и выйти, а остаться было просто. Брат точил зажигалки корпуса зажигалок, колесики мы уже дома заправляли, в печке закаляли, серебрянки делали. Штук пять-шесть зажигалок к утру собирали. Зажигалки мы продавали на Калининском рынке. Помню, продали зажигалки, купили буханку черного хлеба, разломили ее пополам и тут же съели.
На заводе как кормили –в 12 часов ночи обед. Давали в пластмассовой тарелки щи: капуста и вода и ни одной блески и кусок черного хлеба. И до утра работали. Еще давали рабочую карточку – по ней 500 граммов хлеба давали, еще сахар, соль, масло. Один раз мы ездили в подсобное хозяйство в Железнодорожном, и у меня там стащили все документы и все карточки. Хорошо, что на заводе была специальная столовая, УДП-5, усиленное дополнительное питание. Мне там давали талоны, единственное чем поддерживали, знали, что у меня карточек нет. Целый месяц без карточек. Свои же пацаны украли…

С Федором Лихомановым. Оборот подписан: "На память маме от сына Коли, 2.12.1945 г."
В 1944 году, я тогда уже в НИИ-10 работал, там приборы для военно-морского флота делали, я попал в больницу с воспалением легких. В больнице не топили, спали под двумя одеялами и еще матрасом накрывались. Утром встаешь, в чашке вода замерзала. Там я еще сильнее простудился и получил фурункулез, у меня все тело было покрыто фурункулами. Из больницы вышел дистрофиком и решил, что больше на завод не пойду и решил поехать на Украину. По дороге меня обокрали, остался в чем был и началось мое скитание, как беспризорника. На подножках, в тамбурах в июле 1944 года добрался до Одессы. Чем мне запомнилась Одесса – было 44 градуса жары и не было воды. Сколько я там проболтался, ночевал под лавками… А потом мне повезло. Как-то гляжу – идет морячок один и несет три арбуза. Три арбуза неудобно нести, он мне и говорит: «Пацан, помоги». Я взял один арбуз. Мы шли по дороге, разговорились. Я сказал, что из Украины, у меня никого нет, ему рассказал про все свои мытарства. Пришли на катер, там меня накормили и уложили спать в машинном отделении. По сей день запах бензина мне нравится больше запаха любого одеколона. На утро пришел командир, говорит, давай пацана возьмем. Так я мотористом и стал. Вот так с этих трех арбузов и началась моя флотская служба. Вообще, я знаю в нашем дивизионе троих пацанов, моих ровесников.
Потом катер вышел в операцию в Днестровский лиман. Там была мой первая высадка десанта. И по Дунаю прошли с боями Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, Чехословакию и Австрию. Закончили мы свой поход 11 апреля 1945 года при взятии Вены. Наш катер шел первым, приняли весь огонь на себя и через три дня Вену взяли.

Радист Тесля Алексей, комендор (?) Локтионов Алексей, Москаленко Алексей
Первый случай был –шли морем, и, вдруг, среди открытого моря садимся на мель. Все прыгнули за борт. Один взял флагшток и идет дно щупает, а мы на руках тащим катер, где побольше глубина. Дошли до глубины, а потом включили мотор и пошли.
Мы часто ходили высаживать ночные десанты. Берем десант, и на 30-40 километров идем в тыл к немцам, высаживаем десант. Один раз я оставил свою вахту около мотора, а рядом пулеметный отсек, там у нас полушубки лежали. Я там лег поспать и проспал все. Высадили десант, вернулись обратно. Я от тишины проснулся, за бортом вода плюхается, мы вернулись в базу. Я в кубрик спускаюсь, на меня все ребята посмотрели и начали ржать. Они не поверили, что я спал, нас обстреливали, а я ничего не слышал. Я всю эту операцию проспал.
Помню такой случай был. Мы идем, держимся своего берега, нам надо было немного вперед пройти и высадить десант на немецкой территории. Немцы молчат, но они слышат наши движки, а у нас звук двигателя очень на авиационный похож был. Немцы начинают включать прожектора, искать самолеты. Такой далекие отрывистые гудки идут и все.
А наших не предупредили, что мы пойдем. А мы когда идем ночью на операцию, то поднимаем флаг. Они видят, что какой-то белый флаг, а синюю полоску не видно, а серп и молот, когда переливается, вроде как фашистский знак и давай долбать по катеру. Пробили дверь. Как раз командира, Василия Алексеевича, ранило и Лешу Торобкова. А получилось так, что рулевого мы вытащили, положили, перевязали, у него вся спина в мелких осколках от брони, а Васе перебило руку, а он один знал, где нужно высаживать десант. Если бы он упал, то все, мы бы не знали, где, чего, что. Мы бы загубили десант. И он стоял до конца. Хотя бы сказал, ребята, перевяжите мне руку. Он истек кровью… Мы высадили десант, и тогда он только упал.
Потом проходили Железные ворота, есть такое место на Дунае, где течение 24 километра в час. Там катера или паровозом протаскивали, или мощным буксиром, а мы шли своим ходом. Я сидел на камбузе, чистил картошку, нюхаю выхлоп, дымок был приятный. У меня истома пошла по всему телу, и я отключился. Потерял сознание. Очухался, меня ребята вытащили, положили на нос, на ветер, и я там очухался. А так бы еще немного и все… Оказывается, самая приятная смерть – это угореть.
Две операции были дневные. Первая – высаживали десант. Первым пошел на катере командир дивизиона, капитан-лейтенант Савицкий. Он стоял в рубке и давал команду всем остальным катерам, и ему прямо из эрликона попало в грудь. Так мы тоже с катера высадились и в бой, вроде как мстили за него.
Вторая дневная операция в Вене. Мы вышли в час дня, а там все мосты были взорваны, один только сохранился. Наша задача была высадить десант. На левый берег мы высаживали, а на правый 33-й катер, мост с двоих концов надо было взять, чтобы немцы не взорвали мост.
Комментарии