«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Я родился 22 июня 1922 года. Уроженец Курской области, село Погожее. После войны переименовано на Старково, в честь моих земляков, которые отличились вовремя войны. Там Старковых много. Как обычно в селе: размножается эта фамилия с ростом населения. — В семье вас было сколько?У деда была большая семья — я с этого начну. Семья большая, а земли было мало, 3 гектара. По тем местам, где только зерновые — это мало. Для большой семьинадо же и скот кормить. И они подробатывали: успевали обрабатывать свою землю и на стороне работали, батрачили. Мой отец, Сергей Ильич, закончил 3 класса церковно-приходской школы. Учили читать, писать, считать, закон Божий и всё — элементарному то есть. Отец просил у моего деда учиться дальше, а тот, мол:"За что я тебя буду учить, кто за тебя будет платить? Тебе надо работать." Отец говорит: «А если я за свои деньги буду учиться?» Дед ему: «Ну давай.»И до 18-ти лет (он в 13 лет или в 12 закончил школу), вот эти 5-6 лет отец батрачил, скопил деньги и в восемнадцатилетнем возрасте пошёл учиться дальше. Закончил школу и получил звание «Народный учитель». Стал учительствовать. Потом он женился тоже на учительнице, из села, где он учительствовал (не в своём, в чужом). Привёз её домой, а там вакансий не было, и он переэкзаменовался на церковного служащего, псаломщика. А его сестра, моя тётка, совершенно безграмотная, и училась она, как Ванька Жуков, о котором по-моему Чехов писал. Училась она на швею, получила специальность, купила машину и начала на ней зарабатывать: то есть приезжала от помещика к помещику, обшивала их всех, с ней рассчитывались. Получила своё хорошее дело. Началась в 30-е годы коллективизация, причём сплошная, насильственная. «Все в колхоз!». Спрашивается, чего делать в колхозе этим людям? Он псаломщик, эта швея, мать моя — учительница...

— Альтернативы не было? Не вступать в колхоз.

— Альтернатива была. Забрали всё имущество: и подводу, и всё остальное, как говорится «раскулачили». А нас было четверо у отца: мне было 9 лет, младшей сестре было 2 года. И товарищ отца дал ему подводу, чтобы мы ночью уехали из села. Потому что было решение комитета бедноты, выселить в Сибирь. Лишили, как говорится, прав голоса. Бросили дом и уехали в никуда... Правда отец пристроился уже дьяконом (в церкви были священник, дьякон и псаломщик) в город Рыльск. Там мы сняли свободный домик и начали жить по-новому, пока в 37-м году все церкви в этом городе не были закрыты, разрушены. А их было 12: город маленький, а церквей много. Отец был вынужден работать сторожем на комбинате, подметать базарную площадь, платили конечно мало. Говорил, что нам обязательно надо учиться. Но я уже в 10-м классе от такой бедности не мог дальше учиться. И бросил школу, десятилетку, потому что в нашем городе открылись курсы физмата — учителей физики и математики. Курсы платные, и принимали с восьмого, девятого класса. Я туда пошёл, отец конечно очень возражал: «Что ты делаешь? Последний год!» Не могу. Голодный, холодный, оборванный. Пошёл туда. Учился хорошо (хотя в школе я так себе был), потому что преподаватели были очень строгие, специалисты. Как говорится, муха пролетит — слышно было. Потому что каждый слушатель понимал, что это его. Не то, что лишь бы так отбыть школу, это ж получаешь специальность. И преподаватели тоже были достойные. Закончил я, начал учительствовать. Это в сороковом году было. Год проработал в селе, преподавал математику, физику в 7-х классах. Наступил 41-й, каникулы, и тут началась война.

— О войне вы как узнали, по радио?

— Не было радио... В общем узнали, потому что началось через нашу Курскую область движение беженцев, угоняли скот. Курская область, если ты представляешь, от границы далеко. Война началась в июне, а в сентябре месяце немцы только подошли к нашему городу. — Расскажите ещё пожалуйста, как до коллективизации жилось, при НЭПе?Не богато, но достойно. Ленин сначала коммуну ввёл, коммуна не получилась. Потому что все хотели жрать бесплатно и не работать. А вот «новая экономическая политика» — это когда сколько ты заработаешь — то и твоё, заплати налоги и всё, будь свободен. Я когда был ребёнком, была Пасха. Все святили пасхи и по обычаю христианскому оставляли яйца, сало, курицу варёную, ещё что-то — собиралась гора продуктов. По окончанию этого священия, отец мой брал подводу и увозил домой часть, которая ему полагалась. Делили так: священнику три части, дьякону две, псаломщику одну. Мы не могли всё съесть, потому что было и своё,и скармливали скоту остаток. Не было голодных, не было. Если есть земля и ты на ней трудишься — никогда не будешь голодным. Правда были нищие, они называли себя погорельцами, мол: «Я сгорел, помогите.» Правду или неправду говорили — никто не допытывался, все помогали. Я помню, как зашёл один раз цыган и просит: «Дай скороминки.» Скороминка — это что-нибудь мясное. -"Да нету у нас". В общем отстал он, но кусок сала пришлось ему отдать. Так что жили достойно до коллективизации, а коллективизация началась — начался голод. Потому что была засуха и, главное, поскольку коллективизация была насильственная, никто не хотел в колхозе работать, никто не хотел ухаживать за чужим скотом, который согнали. Были случаи, что вязанку сена или соломы нарежет хозяйка и несёт в колхоз кормить СВОЮ корову. Люди не созрели сознанием до такого, что «общественное — это моё». Единоличниками все были. И вот засуха плюс неумелое руководство колхозом родило голодовку. Ты конечно наслышан, что это было умышленное: «голодомор». Брехня. Это украинцы говорят, мол морили голодом только их. Я вот не с Украины, с Курской области, — и там была голодовка, и в Астрахани, и в Поволжье. Везде была засуха и коллективизация. Потом конечно, если последние годы взять, перед развалом, колхозы были достойные, хорошие. Потому что люди уже привыкли к этому образу жизни. Но вернёмся к 41-му. Немцы подошли, как я сказал, к нашему городу. У меня была бронь: меня не брали в армию, потому что я был учитель. Ты понимаешь, какое было отношение к просвещению? Но тут, когда фронт был уже в 25-ти километрах от нас, 9 сентября — как сейчас помню, меня забрали в армию. Мой год, на 2 года моложе, всех, кто старше, — всех забрали. Я помню, был у нас молокозавод. У них был жеребец откуда-то, и дали мне его: я уходил в армию на жеребце. Потом его бросил… На фронт нас не послали, а послали учиться в Казахстан в полковую школу. Брехня, что мол: «Забрали, бросили на смерть, невооружённые», как сейчас говорят. Окончил её.

— На кого учились?

— Школа сержантов-пулемётчиков. В феврале на Юго-Западный фронт отправили нас на Харьковское направление. Я воевал первым номером за стАнковым пулемётом, «Максимом». Мы освобождали Харьков. А я любопытным был таким, мне всё интересно было на немцев посмотреть. А потом я увидел уже наших убитых. И что меня поразило — почти все лежат с дыркой во лбу. Потому что сидишь в окопе, голова только торчит, верх каска закрывает, а лицо открытое.

— Пуля каску не пробивала что ли?