«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Родился я в хуторе Кузмичи Городищенского района, 28 февраля 1923 года. Отец проработал в Кузмичах председателем колхоза «Новая жизнь», а мать дояркой была. Школа в хуторе была 4 класса, и в 5-6 классы я ездил в Сталинград в 6-ю школу на Красном Октябре.

Война уже началась, меня призвали, и я попал 384 запасной полк. Маршевые роты провезли через Москву на станцию Русский брод Орловской области. Там я попал в 16-ю литовскую стрелковую дивизию. Командир дивизии был генерал Карвялис, я его очень хорошо запомнил, начальник полит отдела был Мацияускас, начальник артиллерии был Петронис.

Мы только разгрузились, и сразу налетели самолеты, мы по низинке сбежали вниз, там сад был. Уже стемнело, и самолеты улетели. Мы слышим кто-то ходит и не по-нашему балакает, а это, оказывается, были литовцы, которые приехали нас забрать.

Дивизия была многонациональной. Когда перед нами начальник политотдела Мацияускас выступал, он говорил, что в дивизии примерно 40% литовцы, 30% западные и местные евреи, 20% русские, 10% хохлы и другие национальности.

К нам с Володей Мошкиным подошел начштаба 282-го истребительно противотанкового дивизиона капитан Фахуртдинов, и один литовец, фамилию не помню. Начали хвалить артиллерию, что это хорошее дело. Рассказывали про ПТР, противотанковые ружья Дегтярева и Симонова. Ну мы и согласились.

Нас погнали пешком до села Козинки, не далеко была передовая — Курская дуга, не долго мы постояли, и 25 июня 1943 года, не июля, а июня, был первый бой. Разведка боем называлась, чтобы выявить огневые точки немцев. Нас с Володей поставили на правый фланг с противотанковым ружьем, я за ствол его нес, я был 2-й номер, а он за приклад – он 1-й номер расчета, Володя был грамотный парень. С левого фланга тоже были расчеты ПТР. Началось с артподготовки, и мы побежали к укреплениям немцев. Много мы пробежали и Володю ранило в ноги, он не мог идти, я начал тащить его назад, а ружье-то бросать нельзя, и я привязал его к ноге и так полз. Наши тоже начали отступать. Ползли мы всю ночь, и выползли левее к траншеям штрафной роты, это были позиции 156 полка нашей дивизии. Из траншеи мне кричали – правее или левее – там минное поле было.

В окопы к штрафникам спустились, а братва кричит: «Ордена вам точно дадут». Нас особисты к себе: «Где были?» Мы начали объяснять, а один лейтенант особистам сказал, что видел как мы в немецкие окопы прыгали. Но потом разобрались, не помню, кто-то нашу историю подтвердил.

Володю в санбат отправили, а меня взяли в разведчики 282-го ОИПТД. Дивизионом командовал подполковник литовец (фамилия не разборчиво), начштаба Фахуртдинов, я говорил, политотдел возглавлял Коновалов из Оренбурга, пожилой мужик был.

5 июля началась Курская дуга. Я стоял на охране штаба дивизиона. Когда начался обстрел, я знамя скрутил и с ним спрятался в траншею. Рассветать стало, и я глянул на небо, а там самолетов армия целая. Хотел посчитать их, но быстро сбился.

Рядом с деревней Кубань что под Малоархангельском меня ранило. Мы вдвоем сидели в окопе, соседа насмерть, а меня в плечо. Меня вынесли, положили в полуторку, на солому, помню нашего санинструктора Виктора Захарова с Горького. Ранение было касательное от плеча по спине, разодрало осколком. За неделю я в этом кузове оклемался, за мной ухаживал наш фельдшер, лейтенант.

Через некоторое время я вернулся в строй, и стал командиром отделения разведки. Володя тоже вернулся, его определили в писари, в штаб. Как-то у нас исчез заведующий боеприпасами, этим случаем СМЕРШ занимался, и Володю поставили на его должность.

Вот не могу вспомнить, кто командовал взводом управления. Было отделение разведки и отделение связи. Отделением связи командовал Борис Иосифович Коварский, еврей, отличный парень, грамотный, 4 или 5 языков знал.

Дошли мы до какого-то села, и там всю дивизию вывели с передовой и отправили в Тулу на отдых. С месяц мы там побыли, и отправили на Калининский фронт. Еременко командовал, я из далека его видел, он с бадиком ходил. Там пошли по болотам, помню, по гатям кавалерия шла, а у командира уже был ГАЗ-67.

Я с убитого румына снял шапку, а у них были как папахи генеральские, и с Никитенко – украинцем, шофером командира – едем по гатям, дорогу все уступали.

Перешли границу с Белоруссией, Витебск, Полоцк, сильные бои мы приняли за город Городок. Там разведчиков послали вперед, наблюдать. Мы кто на дом, кто на дерево залезли, там убило двух разведчиков, одного помню – Романенко.

Дальше перешли границу с Литвой. Под Шауляем была сильная группировка, когда немцев выбили, нас водили посмотреть на расстрелянных евреев. Там устлана вся земля была, женщины, старики, все евреи лежали расстрелянные.

Через всю Литву мы прошли, и у Тильзита, чтобы отрезать пути отхода немцам, создали передовую группу, командовал группой полковник Матека. Когда перерезали дорогу со стороны Клайпеды показалась человек 100 немцев, они отступали, впереди ехал верховой. Мы выскочили, я схватил лошадь под уздцы, а Боря Коварский закричал им по немецки, и они подняли руки. На седле у лошади я нашел несколько банок консервов. Пленных мы загнали в подвал, и оттуда пошли на Клайпеду.

В Литве я видел командующего фронтом Баграмяна, его человек 10 охраняли, все в белых шубах, все армяне. Дальше нас направили в Латвию, к Курляндской группировке. Там недалеко Екатерина Вторая родилась, про это нам замполит рассказывал.

Там мы много взяли в плен немцев и власовцев, молодые ребята, как сейчас помню. Их много вели, один парень, мой одногодка, подходит и сует мне маленький дамский браунинг, ну я взял. Он спрашивает: «Что же с нами будет?» — «Я откуда знаю? Я такой же как и ты». Мы их отвели дальше, а там уже «особняки» их забрали.

Война кончилась, а мы еще воевали, но и тут потом немцы вытащили белые флаги. Наши все равно продолжали их бомбить, а мы стояли в траншеях и смотрели, и позже только прекратили – все, Победа!

После нас отправили в Вильнюс, там был военный городок, из командира отделения разведки меня перевели в артполк командиром орудия, 76 мм, в противотанковый дивизион.

— Чем были вооружены батареи дивизиона?

— В дивизионе было три батареи. В батареях были все орудия ЗИС-3 противотанковые. В батарее по три взвода. Была рота ПРТ, командовал Попов, в роте были ружья и Симонова, и Дегтярева. До того как меня забрали в разведку, у меня и то и то ружье было. Симонова было полегче таскать. У Дегтярева отдача была посильнее, в плечо сильно било. Патрон весил 200 грамм, 15 штук уже 3 килограмма, плюс каска, шинель, лопатка, противогаз, а фляжки не было. Сначала у меня был карабин, потом автомат.

Дивизион был в распоряжении начальника артиллерии дивизии Петрониса. Мы ему строили НП на передовой, наката в четыре, по-моему, и мы с Мошкиным и еще с кем-то притворились, что у нас куриная слепота, строить-то не охота. Нас к медикам отправили, но все обошлось по-свойски.

Иногда дивизион стрелял с закрытых позиций, командуют: ориентир, прицел, правее столько-то, какой снаряд.

— С ПТР по технике стреляли?

— Нет. Мы до Понырей дошли и нас вернули. Есть станция Поныри, а есть село. Там много видел битых танков, а самому стрелять не пришлось. После того как я ушел в отделение разведки несколько раз видел как рота ПТР стреляла по самолетам. «Рама» прилетит, ребята на колесо ставили ружье и стреляли по ней.

— Батареи дивизиона подбивали танки?

— Не много, но подбивали, обстоятельств уже не помню.

— У отделения разведки был транспорт?

— Мы сначала на полуторке ездили, а потом нам дали додж ¾, я как командир отделения в кабине сидел, шофером был Адамайтис, здоровый такой парень.

— По-литовски разговаривали?

— (говорит по-литовски) «Я хочу кушать», «Мне нужна водка». Разговаривал я слабо, но понимать научился хорошо.

— А ругались по-русски?

— По-русски, хотя у них тоже слова были, и ребята блатные песни по-литовски пели, и частушки всякие.

— Как кормили на фронте?

— Помню, сухари кучкой сложим, один отвернется и называет имена-фамилии. Неважно сначала кормили. А когда немцев стали прижимать, и Америка стала больше присылать, и колбаса консервированная, яичный порошок, и т.д. Поваром у нас был Стас Суходольский, он до войны в ресторане поваром работал, в Москве. Хороший был повар, но его, не помню когда, от нас забрали.

— 100 грамм давали?