«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Я родилась 27 февраля 1925 года в деревне Шило, Воробьевского сельсовета, Касплянского района Смоленской области. Так до войны я в этой деревне и жила, училась в школе. Школа у нас семилетняя была, на каждый год по одному классу. В классе где 12, где 9, а где 15 человек было.

У нас на столбе возле сельсовета громкоговоритель висел и вот 22 июня, в 4 часа утра как загремит! Все вскочили. Что такое!? Выступал Молотов и все мы услышали, что началась война. Ну, кто плачет, кто кричит, кто обнимается, прощаются – уже не поймешь, что делается.

На второй или на третий день партийные работники отобрали 12 человек лучших учеников и стали нас готовить к разведке. Учили как подойти к человеку, как присмотреться, как можно узнать шпиона, как можно к этому шпиону подойти, что можно сделать, вред какой этому шпиону.

Готовил нас некий Силицкий, он нам сказал одну фамилию и больше ничего. У нас же у всех так было – или кличка (может кличка это его была) или фамилия. Потому что, а если я, допустим, по своей оплошности, по своей слабости, ребенок ведь еще была, 15 лет, выдам его? Кроме Силицкого нас еще несколько военных готовило, но они быстро раздали нам свои пособия и смотали удочки. Но не один он готовил, военных несколько человек приехало. Но они очень быстро смотали удочки свои, раздали пособие и они уехали. Но мы проучились месяца два. По-пластунски лазали, все делали то, что приказывали. Все получилось у нас на отлично, все хорошо.

Потом пришли немцы. Они такими героями – все швыряли, бросали, стреляли. Подходили кур стреляли, свиней, грабили. Люди плачут, воют, а немцы, тех кто агрессивно настроен был, их расстреливали. Власть их была.

Где-то через неделю после оккупации объявились партизаны. 7 человек выбросили с парашютами – это Сарчиков, командир наш, комиссар Юрьев, начальник штаба Миняев, начальник разведки Глорацкий, начальник особого отдела – в общем семь человек и радистка, радистка была Нина Духанова. Вот эти семь человек остались в моей деревне и стали собирать партизанский отряд, немцы-то гарнизона в деревне не оставили.

Спустя где-то месяц, мы перешли потом в другую деревню, Воробьи. Обосновались мы там и стали отряд собирать. Особенно, собирали девчонок и мальчишек. Прямо за рукав или за штанину дергали: «Пойдем в партизаны, дурак, а то немцы тебя заберут, расстреляют». Ну, как, все же свои, вместе все учились, друг друга знали. И так вот, в течении месяца, мы набрали полк. У нас было так: 7 батальонов, 14 отрядов, всего 1200 человек.

Почему мы этот полк так быстро набрали? Потому что немцы стали хозяйничать, расстреливать людей, загонять их на разные работы, чтобы копали рвы, грузили. Когда этот полк набрали, нам выбросили еще двух радисток, очень много боеприпасов, настоящих ученых разведчиков. Наш полк стал настоящим боевым полком. Боевым! Как только где Сарчиков появлялся, так нам все деревенские на встречу бегут: «Запишите меня, запишите меня! Я партизаном буду!» Так вот и записывали, так вот и разросся очень наш боевой полк.

В отряде я вначале готовила, ухаживала за ранеными, стирала марли, когда марли не было – рвала полотно на бинты. Но основное – ходила на разведку, меня же учили разведке. Ребята меня один раз взяли, потом другой. Видят, что ничего, девчонка такая вроде быстрая и, как только в разведку, так: «Пойдем». Деревни я знала, знала многих жителей по именам, да и немцы не сразу поняли, что девочки в разведку ходят. Они за солдатами, за красноармейцами следили, а мы, девчонки, все, в кофтах, в юбках, они на нас не обращали внимания. А мы подходили к ним, смотрели сколько их, как они расположены, как вооружены. Передавали в отряд, а потом мы на них нападали. Расстреляем или в плен возьмем, как получится. А иногда они нам по шапке давали, всякое было. Вот, в основном, вот такие вот дела. Один раз я даже ходила на железную дорогу. Получилось так, что медсестры не было, мне и говорят: «Пойдем с нами». Пошли на железную дорогу, нас было пять человек. Подошли к железной дороге, выкопали ямочку, туда поставили прибор, и тут немцы. Решили не оставлять, вытащили и ушли. Хорошо, что у немцев тогда собаки не было. Они за нами бежали, но не смогли догнать. Вообще, чего только немцы против нас не делали. Однажды даже какие-то танки против нас бросили, но партизанам никакие танки не страшны.

Вскоре после того как отряд сформировался, меня направили на работу в немецкий гарнизон в Каспля, нас там трое партизан работало. Что запомнилось – немцы там сразу поставили три виселицы. Там горочка была, на этой горочке стояла церковь и рядом с церковью немцы поставили виселицы. И эти виселицы ни одной минуты не были свободными – одних повесили, потом немцы их снимают, других вешают. И так все время… А людей заставляли оттаскивать мертвых и закапывать.

В Каспля я одиннадцать месяцев прожила. Страшно было… Только немца увидишь, ты от него боком за угол, под забор куда-то…

Ко мне на связь в Касплю Силицкий приходил. Я ему рассказывала что увидела, а он мне задания давал: «Через неделю сделаешь вот то и то. Не сделаешь, не получиться – на рожон не лезь, сделай вот то и то, а потом придешь мне расскажешь все».

Еще мы очень многих полицейских на свою сторону перетягивали. Они же все знакомые, мы вместе учились, работали. И вот так с ними разговариваешь, спрашиваешь и они, бывало: «Кать, что тебе надо? Что ты хочешь?» «Я боюсь тебе сказать, чего я хочу». «Ну, боишься, не говори». Не заставляли говорить. Потом так потихоньку, потихоньку и они уже готовы к партизанам идти. Я тогда: «Собирай людей, одного не поведу тебя. Людей собирай». Вот он, собирает. Человек семь-восемь наберет, в назначенный день ко мне приходит, в точно назначенное время, и я их веду. Через реку переберешься, а там река бурная, только в одном месте перебраться можно, потом до леса их доведешь: «Ку-ку, ку-ку», – ребята выйдут, и уже они их ведут, а я обратно.

В Каспля я как нищенка была. Помню, как-то, меня одна женщина увидела: «Ну, ты, бездельница, что ты ходишь, бездельничаешь тут? Иди вон пленным будем похлебку варить!» Иду, похлебку варю. «Кто будет раздавать?» – спрашиваю. «Я!» «Хлеб кто будет резать?» «Я сама буду резать!» А я что, я там посуду мою, скребу, подметаю. Так я устроилась в Каспля на работу. Благодаря этому однажды мы освободили около 500 человек пленных. Я когда пищу им раздавала — предупредила, где и когда собраться. Потом ночью партизаны часовых сняли, дырку в ограждении прорезали и пленные побежали. Человек 15-20 погибло, а остальные спаслись.

Но я не постоянно в Каспля жила, все время по деревням ходила – сумку через плечо, платок повязала и пошла по деревням. Куски собирала, и для себя, и для пленных, пленные же с голода умирали. С полицейскими говорила, с людьми, а потом в Каспля. У меня там часто спрашивали: «Кать, ты не слышала, моих там не расстреляли?» «Не расстреляли, живы». «Кать, ты вот не слышала, ты ж везде бываешь, ты не слышала?» «Слышала, жена твоя родила».

Еще в таких вот походах по деревням я, и другие партизаны, собирали маленьких детей, отводили их в отряд, а потом отправили за линию фронта, к нашим.

Два раза и я была за линией фронта. Один раз раненых отводила, а второй раз меня командир отдохнуть послал. Просто сказал: «Ты заслужила отдых, иди, отдыхай». Я тогда хотела остаться за линией фронта, но меня не оставили. Сказали: «Надо работать. Ты работать уже умеешь, привыкла, много знаешь». И я вернулась обратно.

Вернулась в отряд, а тут бой, немцы напали. Нам: «Ребята, будьте внимательны, под пули свои головы не подставляйте, чтоб лишних раненых не было». И вдруг раненый…Я говорю: «Ребята, я пойду к раненому, а вы меня просто проконтролируйте». Только Я к раненому подбежала, только хотела нагнуться, а тут, откуда ни возьмись, немец и меня по голове прикладом. Ну я и упала рядом с этим раненым. Ребята, конечно, его сразу убили. Я потом все спрашивала: «Ребята, почему же он не выстрелили в меня, а ударил прикладом?» А они говорят: «У него не было патрона. Последний патрон он выстрелил, и надо было зарядить автомат». Автомат был не заряжен, поэтому я спаслась…

В 1943 году мы соединились с нашими войсками. Немножко в тылу отдохнули, стряхнули вшей, а потом нас снабдили боеприпасами, продовольствием и мы ушли в Белоруссию. Партизанили в Белоруссии и только в 1944 году, за Минском, снова соединились с армией. Наш отряд тогда расформировали. Ребят призвали в армию, а нас, девчат, отправили по домам. Я вернулась на Смоленщину. Моя мамочка так была этому рада.

Слева направо: Кузнецова А. А. - медсестра, Духанина Нина - радистка, Гращенкова-Хромова Екатерина Ивановна

— Спасибо, Екатерина Ивановна. Еще несколько вопросов. Как население отнеслось к оккупации?