«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Я родилась в Калачевском районе в 1923 году, в хуторе Липов-Лог, его сейчас уже и нет, это недалеко от станицы Голубинской, семилетку заканчивала в Голубинке, на хуторе ведь только 4 класса было. Закончила — поехала в Сталинград, в медучилище поступила, закончила с дипломом с отличием. Все удивлялись, разговорная речь была на хуторе — «када» да «чаво»… У нас немец преподавал ухо-горло-нос, а я была староста и отличница. И когда он прочитал лекцию, а нас предупредили, что он очень строгий, чтоб порядок был. Он спросил: «Строение наружного и среднего уха?» И когда он задал вопрос, все на меня глядят, чтоб поднимала руку, а то кого-нибудь еще спросит. Я подняла руку и, оказывается, я его лекцию полностью слово в слово передала. Он пришел в канцелярию и спросил: «Что это за девочка, разговорная речь конечно деревенская, но она всю мою лекцию пересказала». Так он у меня даже экзамены не принимал, так поставил. Я закончила в 40-ом году училище, и направили меня в Калач.

В Калаче была единственная больница районная, проработала я там год — началась война. Я как раз дежурила, и уже не помню как, но все врачи узнали и говорят: «Война началась!» Я сменилась с дежурства, только пришла домой, и мне приносят повестку. Мед. работников стали призывать. И меня призвали. Куда бы не знаю отправили, но тут пришел приказ, и в Калаче организовали госпиталь. Мы на площади открыли госпиталь и начали сразу раненые поступать, это в 41-ом. Мы принимали раненых, и когда немцы стали все уже подходить к Калачу, в Ростове началось уже сражение страшное, войска уже прибыли в Калач и сюда прибыла 62-я армия Чуйкова, с которой я всю войну и прошла. И когда уже немцы к Дону подошли, тут такая началась жестокая бойня, что невозможно…Что тут творилось — ужасно. Мы тут на машине раненых забирали, а потом уже немцы пошли дальше к Сталинграду. Но все-таки тут их сильно били, жестокий бой им на Дону дали. И как раз сюда прибыл маршал Рокоссовский, Сталин прислал, и ему был дан приказ: разгромить немцев. Потом наш госпиталь эвакуировался в Сталинград, мы прибыли туда оказывать помощь. Весь Сталинград был занят ранеными — это же был тыл, всех сюда присылали. И нам приказ был: эвакуировать раненых. Мы их грузили на машины и на пароход — на Астрахань всех отправляли. А Сталинград весь горел, бомбили — по 100 самолетов летали, сбрасывали бомбы! С 62-ой армией я и пошла дальше и закончила в Германии и была только уволена в 46 году. Я была операционная сестра, и все эти годы простояла за операционным столом с хирургом.

— Когда вы в госпиталь поступили, на какую должность?

— Операционная медсестра. Обязанности — все 4 года простояла за операционным столом. Раненый поступает — сразу в операционную. Если у него сильные раны — где надо зашить, а где просто перевязать. Сколько ампутаций: то ноги, то руки! Что только не было!

— Это был госпиталь армейский, фронтовой?

— Стала уж забывать, Номер 3254.

— Где обычно госпиталь располагался?

Сначала он, когда за границу переехали, в Польше был в Кракове, а потом в Германии — Фрайбург, потом какой-то еще небольшой город под Берлином. Школы занимали, под госпиталь оборудовали, потому что там же тоже не было столько госпиталей, как и у нас по городам. Занимали школу или какое-то пустое здание и располагали все свои медикаменты: перевязка, и раненые сразу же поступали, какой близко был фронт, мы оказывали первую медпомощь, а если надо операцию — и операции все делали! Хирург был очень опытный у нас с Астрахани.

— А как снабжался госпиталь, медикаментов всегда хватало?

— Когда в Германию вошли, стали трофейными материалами пользоваться, а так — плохо: и перевязки не хватало, сколько ж надо было этих бинтов и всего! Бинты даже стирали! Санитарки постирают, посушат, погладят и перевязывали. Ну а потом уже, видимо, и у нас стали больше выпускать…

Вот почему мы отступали? — У нас и оружия не было! Все войска были на Дальнем востоке, пока их сюда привели… Сталину же разведка доложила, что немцы готовятся напасть, а он не поверил (лекцию нам читали). И заранее войска не были подготовлены, и поэтому и оружия у нас не было. Вот и в Сталинграде же все разбомбили — и прекратился выпуск танков. Мы не были готовы к войне! Вина была тут Сталина…

— Как тогда к нему относились?

— Относились хорошо. Во-первых, его побаивались, это хорошо. Закончилась война — весь Советский Союз был разрушен, я в 46 году приехала — уже Сталинград был частично восстановлен! Потом — лечение было бесплатное, учеба бесплатная, даже стипендию платили, а сейчас все платное. А тогда Сталин сделал именно так, как надо. И поэтому наше поколение так и относится к Сталину хорошо.

— В основном какие ранения были?

— Огнестрельные, осколочные. Очень много ампутаций было и рук и ног. Вот лежит офицер перед тобой или солдат и ему ампутацию делают. И поэтому после войны и у хирурга, и у меня — у нас язва желудка на нервной почве. Это сейчас всякие наркозы, а тогда эфир только. И мы почти 5 лет дышали этим эфиром. Давали дышать раненому и он засыпал. Хирургу сделали операцию, и мне часть желудка удалили.

— А антибиотики были?

— Мало! Под конец войны уже стало достаточно. А сначала ничего не хватало

— Палаты были для безнадежных?

— Для тяжелобольных были отдельные палаты. Для безнадежных не было. Во-первых, даже трудно подумать, что он может умереть, ему всякую оказывали квалифицированную помощь. Между прочим, всего несколько человек у нас в госпитале умерло за всю войну! Видимо, кто тяжелораненые были, они сразу умирали, пока его доставят в госпиталь, на ходу, как говорится. А уж если в госпиталь поступал, то ему помощь оказывали…

— Какой у вас график работы был: дежурства были, день-ночь?

— График дежурств был у палатных сестер, а у нас круглосуточно. Если ночью поступил раненый — сразу нас поднимают, мы встаем и идем в операционную.

Жили при госпитале всегда.

— Как солдаты себя вели?

— Хорошо. Столько каждый пережил. Каждый жил ожидая смерть. Поэтому поступил раненый — он уже старался, чтобы конфликтов не было. А потом же всегда заходили лечащие врачи и говорили: "Ведите себя хорошо, достойно! Вас кормят, поят, лечат. Неплохо относились солдаты и друг к другу.

— Немцам оказывать первую помощь не приходилось?

— Нет. Наоборот. Меня же ранило, когда я за операционным столом стояла. Где-то далеко разорвалась бомба и мелкие осколочные ранения — руки в основном. Хорошо, что хирург крикнул, чтоб я сильнее рану расширила — и я нагнула голову. А если б не нагнула, то один большой осколок мог бы мне в голову попасть, а так он мне в плечо угодил, а маленький один осколок попал мне в глаз. На глаза операции только специалисты делают, их магнитом только можно вытащить. Я только глазом заморгала, а хирург смотрит — «Лёля, да тебе осколочек в глаз попал!» И немец, который нам лекцию в училище читал и экзамен у меня даже не принимал, он женат был на русской и жил в Сталинграде и работал, он почему-то был в Германии. Хирург говорит: «Сейчас я скажу, чтоб вызвали окулиста, вроде как есть один немец». А мы же работаем в масках, и вдруг открывается дверь и он заходит. Я-то в маске, да он что там, меня помнит что ли — сколько у него нас было, студентов. А я-то сразу: «Леопольд Генрихович!» — «А откуда вы меня знаете?» — А я говорю: «Я у вас училась, в Сталинграде». И он сразу у меня осколок магнитом раз и вытащил! Не видит глаз — но сохранился!

— Часто госпиталь бомбили, обстреливали?

— Часто. У немцев же столько было самолетов и бомб — что вы! На Сталинград этих самолетов налетело — ужас! Раненых везем в машине, а они летают, бомбят, бегут дети, сколько в Сталинграде погибло только мирных! Эвакуироваться не успел никто — не дай бог! Вот случай тоже. Хирург у нас же был из Астрахани, а мы раненых грузили на пароходы и в Астрахань отправляли. Мы привезли раненых, погрузили, и подходят к хирургу и говорят: «Вы будете сопровождать этот пароход». Медики всегда должны сопровождать. А у него остались дома жена и дети маленькие — вдруг он подходит ко мне и улыбается: «Лёля, мы сейчас будем этот пароход сопровождать, и я увижу своих детей!» Через некоторое время, уже погрузили всех, он подходит грустный: «Отменили, другие поедут сопровождающими». Этот пароход был «Осипенко». Потом передали: немцы разбомбили этот пароход и все погибли! У каждого своя судьба. Потом он всю войну говорил: «Надо же, Лёля, что мы не поехали сопровождать, уже бы погибли, а так мы живы остались!»

— С кем общались в госпитале, с кем дружили?