«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

– А где экипаж ночевал зимой?

– На машине. Один год, и зимой и летом – ночевали на машине. На жалюзи, погреться по очереди. Вот так заберешься под брезент, что машину закрывает – тепло! Вздремнёшь, уснёшь. На жалюзи меня однажды в лесу зацепило и вместе с брезентом выкинуло. Задняя машина успела заметить. А я не проснулся даже! Вытащили брезент вместе со мной. И снова на машину. Спасибо, хоть заметили! А так-то могли проехать.

– Командир танка подменял Вас за рычагами?

– Нет, это когда уже машину подобьют! Он должен следить за полем боя и команды принимать с полка, быть в курсе дела. Водили-то машины все, друг друга заменить могли.

— Взаимозаменяемость была, да?

– Да. Этому учили в училище.

– Вам не приходилось стрелять?

– Приходилось. У механика-водителя пулемёт был, туда поставили. Живы маленько остались… поработали.

– А, вот, вши были?

– Конечно! Как же без этого? Сопровождали обязательно.

– Как с ними боролись?

– Кипятили в бочках одежду. До пересечения границы продукты получали: то дадут, то не дадут, а там, как мы зашли – забирали скот, коров, вместе с пленными в тыл отправляли, здесь получали от наших продукты эти. Консервированные фрукты были. Там в каждый дом заглянешь, особенно на чердаках – висит свинина. В подвалах ихних – вино, посуда. У них запасы такие имелись – не так жили. У нас не было возможности, а у них это нормально было…

– Фёдор Иванович, сто грамм давали?

– Давали. Но я не курящий и не пьющий.

– В экипаж отдавали или меняли на что-то?

– Танкисты так не делали. В пехоте меняют продукты. А у нас экипаж – ну, что тут менять! Мы чем богаты, тем и рады.

– А, вот, допустим, командир танка – он получал офицерский паёк – делил его на всех?

– Всё у нас было вместе.

– А пушку вместе чистили?

– Редко её приходилось чистить, мы с боями шли. Если несколько дней нет боёв, мы вдвоём чистили. Таскать её одному туго. Не особенно приятное занятие, но приходилось – оружие должно быть в порядке.

– А горючее Вы заливали или кто-то ещё?

– Мы горючее заливали.

– Вёдрами?

– Нет, у нас четыре бачка походных: два с одной, два с другой стороны. Эти бочки привозили снабженцы. Они с машины нам эти бочки и сольют, и помогают в бак заправить. Наливали там в вёдра или другую посудину — и в бак заливали. Насосов не было.

– Фрикционы хрупкие или тяги рвались, что-то такое случалось?

– Такого не было. Техника-то ничего была. 34-ки, ИС-2 – в войну работали. Усилили пушки. Т-34, так унитарно: снаряды вместе, снаряд с зарядом. У тяжёлых-то дельно было все, снаряд от снаряды.

– После выстрела сильно загазовывалось боевое отделение?

– После боёв там угорали… Пушка работает – а газ, хоть откроешь, не так быстро улетается. Если бой долго длился – так и голова начинала болеть. У американцев там шоколад был, а у нас только трофейный.

– А, вот, триплекс хороший был у механика водителя?

– Хороший. Если влетал осколок, снаряд — его не пробивало, лишь испортит маленько. Если трещина появилась, так заменить можно – выбросил и другую вставил. Но по триплексу редко попадало. Они по другим целям били.

– А если он забрызгался грязью, что с ним сделать?

– А он не один. У механиков-водителей даже три. Правый, левый и перёд.

– То есть, всегда что-то видно?

– Да.

– А как командир Вам командовал?

– По рации. Разговариваем между собой – ничего не слышно, бой идет. Без боя тоже не слышно: мотор работает, не всё разбираешь. А в танкошлёме – нормально.

– Какие команды командир отдавал, допустим, чтобы приготовиться к стрельбе – ведь стреляли с остановки, правильно?

– С ходу можно было.

– Ну, стрелять можно – а попасть сложно было?

– Конечно, можно маленько, на несколько секунд, остановиться – прицел лучше.

– А какую команду он давал?

– «Приготовиться к бою!» командиру орудия, чтоб он точно знал цель. Если «вперёд», так он по голове механика стукнет!

– По голове – сапогом?

– Рукой, сапогом – как угодно.

– Командир или наводчик?

– Командир.

– Он дотягивался?

– Дотягивался, с этим нормально всё. Если шумно, идёт бой, так это ничего. Таким приёмом действовали.

– В Т-34-ке командир управлял механиком-водителем ногами – у вас также было?

– А как без ног, без рук! Обязательно! Право — правое плечо, влево — левое плечо. Без этого не обходилось – нужно было! По рации ты говоришь – это поймёшь, да не так. А когда ногой или рукой, тогда уже ясно куда: вправо или влево.

– Фаустпатронов боялись?

– Конечно, он любую броню прожигал, в уличных боях. Потом на танке защиту делали – листы металлические. Лист пробьёт – тут воздушное пространство и броня. И не пробивает броню уже.

– Металлические листы наваривали?

– Да. Ну, это не всегда так получалось. Времени не хватало.

– Какие-нибудь надписи у вас были на машине?

– Конечно! «За Родину, за Сталина!» – белой краской.

– За подбитые немецкие танки платили?

– Нет. Награждения были всякие там.

– А какие-то приметы, предчувствия были, нет?

– У пожилых людей наверно. У нас, если было свободное время – дремали всё. Ведь в комнате, в домах-то не было. А около машины – мороз, намёрзнешься там. Не поешь – поешь — не поешь, а спать-то хочется.

Я в 45-ом году демобилизовался. Жена ещё на востоке с японцами ещё там участвовала.

– А она из Вашего?..

– Она из другой армии. На Первом Украинском. Она с Рокоссовским…

– Ну, вы женились, познакомились – после войны?

– В институте, после войны. С её братом мы были знакомы и дружили.

– А, вот, к немцам какое отношение было?

– Отвратительное, конечно. «Бей фашистов, колоти фашистов!» За что?… Они пожгли все наши деревни, города… Всё наше разрушили. Какое может быть отношение после этого?

— Где встречали конец войны?

— Закончили войну мы в Праге. Нас там встречали… Демобилизовался домой, никто нас не встречал так, как тогда в Праге. Экипаж уже неполный: ребята погибли, ранены… Я выглядываю, смотрю: весь народ со цветами, и вся машина ими усыпана.

– А когда в Германию вошли, как обращались с местным населением?

– Местное население – оно почти всё уходило почему-то не в нашу сторону, не в СССР, а в другую, к американцам, к англичанам. Мы-то их почти не трогали. Им тоже досталось там.

– А какие-то письма домой писали?

– Каких-то особенно тяжёлых не писали, что-нибудь полегче, чтобы родителей не беспокоить особенно.

– Для Вас война – самый значимый эпизод в жизни или всё-таки послевоенная жизнь важнее?