«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Я родилась 18 июля 1926 года в райцентре Знобь-Новгородское Сумской области. Мы жили на границе с Белорусской ССР и брянскими лесами. Отец Иван Игнатьевич Котляров был служащим, в разные годы заведовал птицепромом, работал директором ресторана, а перед войной был назначен начальником районной железнодорожной станции. Мама являлась домохозяйкой, воспитывала четырех детей, я была самой старшей. Окончив семь классов, пошла на летние каникулы и думала, куда дальше поступать. И тут 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Узнав о нападении Германии на нашу страну, люди кричали и плакали. Не знаю, я была совсем еще молода, но первые дни остались в моей памяти тяжелым воспоминанием, кто-то добровольно бежал в военкомат, кого-то призывали. Мой отец был близоруким, и его в армию не взяли, он возглавил местное ополчение. Немцы очень быстро наступали, нас мобилизовали на рытье окопов и противотанкового рва. Работали с утра до ночи, посылали всех подряд. Но все равно, врага остановить не удалось, и наши ребята отступали через реку Десна на наших глазах. Уставшие солдатики медленно брели по дороге через поселок Знобь-Новгородское, многие были полураздеты, раненые укрывались плащ-палатками. Моя мамочка поставила у дома стол на обочине дороги, выносила отступавшим молоко и покушать. Они на ходу и кушали. Им не давали даже на минуту останавливаться.

Затем немцы оккупировали поселок, отец ушел в партизаны. Долгое время всю власть олицетворял староста, никаких солдат поблизости не находилось. Но вскоре из-за активности партизан в поселке гарнизоном встали немецкие войска, создали карательное кубло, стали организовывать прочесы, в нашем доме поселился штаб какой-то части. Вскоре поползли слухи, что у нас появятся мадьяры, и они сильно издеваются над девчонками. Через местную ячейку подпольщиков связалась с отцом и в 1942-м ушла в лес. Попала в партизанский отряд Таратуты. Первый месяц занималась тем, что сидела на кухне и чистила картошечку. Затем приняла присягу и стала участвовать в разведке. Мы, девчонки, по двое-трое, ходили в близлежащие села и узнавали о том, где стоят немцы. Почему меня отправляли? Староста поселка Знобь-Новгородское по фамилии Сес работал на партизан, а у него была дочка Татьяна, моя подружка. Она рано утром выходила на речку, я появлялась из леса и запоминала все данные: где находились немцы, каковы у них планы. Отец с помощью полученной информации смог организовать диверсию на железнодорожной станции, через которую каждый день следовали немецкие поезда на фронт. Группа подрывников в составе трех партизан взорвала мост, и в результате взлетел на воздух целый состав с вооружением и людьми. Некоторые, в том числе и отец, были представлены к награде. Мгновенно в ответ последовали страшные прочесы, мы стали уходить все дальше и дальше в брянские леса. Начался голод, ведь раньше помогали местные жители. Дошло до того, что находили опухшие трупы лошадей, ножом разрезали туши, выпускали воздух, и готовили это мясо в котле. Что интересно, самого Таратуту я ни разу не видела, днем ходила на поиски продовольствия, а вечером сразу же возвращалась в шалаш и падала без сил, голодная и продрогшая.

Всего я пробыла в партизанском отряде семь месяцев, и тут командование приняло решение пойти на соединение с Красной Армией. Прорывались через вражеские позиции с боем, после чего отошли куда-то в тыл от советской передовой. Здесь начали разбираться, кого и куда отправлять.

Меня определили в отдельный батальон связи фронтового подчинения. Отец был близоруким, но его все равно отправили на передовую, и в первый же день на фронте он был убит. Товарищ видел, как осколком отцу вырвало живот. Когда мама мне в письме сообщила, что папа погиб, то я думала убить себя, так сильно любила отца. За мной следили целую неделю, ведь как дурочка была, хотела пойти в лес и повеситься. Не знаю, что со мной делалось. Потом понемножечку отошла.

Стала помощником санинструктора, а после того, как он погиб при артобстреле, была назначена на его место. Помогало то, что у нас был хороший начальник штаба Сергей Николаевич Лобачев, сам москвич, очень внимательный к солдатам, особенно защищал девушек в военной форме. Наша часть шла вслед за наступающими войсками и восстанавливала телефонные линии. Перед нами всегда шли саперы, так как немцы постоянно минировали телеграфные столбы и обочины дорог при отступлении. Мы нередко несли потери от мин. Я пошла в художественную самодеятельность, стала петь песню, которую придумал лейтенант из нашего батальона:

Не ходи ты, боец, по дорогам,
Где минеры еще не прошли.
Там ты жизнь молодую загубишь,
Станет смерть твоя из земли.

На тропинках, в оврагах, перекрестках,
Где глазами беду не видать,
Для пехоты наставлены «эски»,
А для танков ТМ-35.

Был минер, был Михайлов Сережа,
Он ошибся всего только раз,
И не стало лихого минера,
И товарища-друга у нас.

Это было на станции Жлобин,
Заминировал немец пути,
Разминирув Михайлов Сережа,
Эшелоны на фронт пропустил.

Эта мина была ведь ловушка,
Этот немец-минер был хитер,
И не стало у матери сына,
Подорвался отважный минер.

Мы его закопали в могилку,
Где за Родину жизнь отдал,
И к кресту прикрепив ему мину,
И с набором саперный кинжал.

Людмила Ивановна Коновалова (Котлярова) (слева) с сослуживицей, 1945 год

Что мне больше всего запомнилось во время боев? Случай при форсировании Одера. Перед этим к нам приплыла с той стороны девушка, которая рассказала, что ее угнали на работу в Германию, но она сумела бежать к нам. А оказалась шпионкой: разведала расположение наших частей, и вызвала артиллерийский огонь. Били очень точно, я побежала к расположенному неподалеку блиндажу, который был разворочен точным попаданием. Страшно по дороге пришлось, снаряды падали то впереди, то позади. Как прибежала, то увидела три трупа знакомых ребят. А дальше услышала стон, спустилась вниз, и нашла раненного полковника. У него в животе была маленькая дырочка, из которой хлестала кровь. Бросилась к нему, вправила кишки и перевязала рану. Знаете, к тому времени я уже привыкла к тому, что раны главное не промывать, а сразу же бинтовать. При этом все выздоравливали, и никто не подхватил заражение крови. Тот полковник выжил, и в качестве благодарности за спасение передал мне сапожки и шинель из комсоставских запасов. А передачу той шпионки наши особисты засекли, арестовали ее, она во всем призналась. Повесили предательницу.

В начале 1945-го меня назначили телефонисткой, и быстренько послали в 53-й учебный батальон связи учиться на телеграфистку. Но ее из меня не вышло, потому что как только приняла ключ, сначала работала хорошо: точка, тире, а потом у меня пошла одна линия, и все, нужно было начинать все с самого начала, но я попросилась назад в свою часть, где мне присвоили звание ефрейтора и назначили в штаб батальона.