Партизанка — Людмила Ивановна Коновалова (Котлярова)
Затем немцы оккупировали поселок, отец ушел в партизаны. Долгое время всю власть олицетворял староста, никаких солдат поблизости не находилось. Но вскоре из-за активности партизан в поселке гарнизоном встали немецкие войска, создали карательное кубло, стали организовывать прочесы, в нашем доме поселился штаб какой-то части. Вскоре поползли слухи, что у нас появятся мадьяры, и они сильно издеваются над девчонками. Через местную ячейку подпольщиков связалась с отцом и в 1942-м ушла в лес. Попала в партизанский отряд Таратуты. Первый месяц занималась тем, что сидела на кухне и чистила картошечку. Затем приняла присягу и стала участвовать в разведке. Мы, девчонки, по двое-трое, ходили в близлежащие села и узнавали о том, где стоят немцы. Почему меня отправляли? Староста поселка Знобь-Новгородское по фамилии Сес работал на партизан, а у него была дочка Татьяна, моя подружка. Она рано утром выходила на речку, я появлялась из леса и запоминала все данные: где находились немцы, каковы у них планы. Отец с помощью полученной информации смог организовать диверсию на железнодорожной станции, через которую каждый день следовали немецкие поезда на фронт. Группа подрывников в составе трех партизан взорвала мост, и в результате взлетел на воздух целый состав с вооружением и людьми. Некоторые, в том числе и отец, были представлены к награде. Мгновенно в ответ последовали страшные прочесы, мы стали уходить все дальше и дальше в брянские леса. Начался голод, ведь раньше помогали местные жители. Дошло до того, что находили опухшие трупы лошадей, ножом разрезали туши, выпускали воздух, и готовили это мясо в котле. Что интересно, самого Таратуту я ни разу не видела, днем ходила на поиски продовольствия, а вечером сразу же возвращалась в шалаш и падала без сил, голодная и продрогшая.
Всего я пробыла в партизанском отряде семь месяцев, и тут командование приняло решение пойти на соединение с Красной Армией. Прорывались через вражеские позиции с боем, после чего отошли куда-то в тыл от советской передовой. Здесь начали разбираться, кого и куда отправлять.
Меня определили в отдельный батальон связи фронтового подчинения. Отец был близоруким, но его все равно отправили на передовую, и в первый же день на фронте он был убит. Товарищ видел, как осколком отцу вырвало живот. Когда мама мне в письме сообщила, что папа погиб, то я думала убить себя, так сильно любила отца. За мной следили целую неделю, ведь как дурочка была, хотела пойти в лес и повеситься. Не знаю, что со мной делалось. Потом понемножечку отошла.
Стала помощником санинструктора, а после того, как он погиб при артобстреле, была назначена на его место. Помогало то, что у нас был хороший начальник штаба Сергей Николаевич Лобачев, сам москвич, очень внимательный к солдатам, особенно защищал девушек в военной форме. Наша часть шла вслед за наступающими войсками и восстанавливала телефонные линии. Перед нами всегда шли саперы, так как немцы постоянно минировали телеграфные столбы и обочины дорог при отступлении. Мы нередко несли потери от мин. Я пошла в художественную самодеятельность, стала петь песню, которую придумал лейтенант из нашего батальона:
Не ходи ты, боец, по дорогам,
Где минеры еще не прошли.
Там ты жизнь молодую загубишь,
Станет смерть твоя из земли.
На тропинках, в оврагах, перекрестках,
Где глазами беду не видать,
Для пехоты наставлены «эски»,
А для танков ТМ-35.
Был минер, был Михайлов Сережа,
Он ошибся всего только раз,
И не стало лихого минера,
И товарища-друга у нас.
Это было на станции Жлобин,
Заминировал немец пути,
Разминирув Михайлов Сережа,
Эшелоны на фронт пропустил.
Эта мина была ведь ловушка,
Этот немец-минер был хитер,
И не стало у матери сына,
Подорвался отважный минер.
Мы его закопали в могилку,
Где за Родину жизнь отдал,
И к кресту прикрепив ему мину,
И с набором саперный кинжал.

Людмила Ивановна Коновалова (Котлярова) (слева) с сослуживицей, 1945 год
Что мне больше всего запомнилось во время боев? Случай при форсировании Одера. Перед этим к нам приплыла с той стороны девушка, которая рассказала, что ее угнали на работу в Германию, но она сумела бежать к нам. А оказалась шпионкой: разведала расположение наших частей, и вызвала артиллерийский огонь. Били очень точно, я побежала к расположенному неподалеку блиндажу, который был разворочен точным попаданием. Страшно по дороге пришлось, снаряды падали то впереди, то позади. Как прибежала, то увидела три трупа знакомых ребят. А дальше услышала стон, спустилась вниз, и нашла раненного полковника. У него в животе была маленькая дырочка, из которой хлестала кровь. Бросилась к нему, вправила кишки и перевязала рану. Знаете, к тому времени я уже привыкла к тому, что раны главное не промывать, а сразу же бинтовать. При этом все выздоравливали, и никто не подхватил заражение крови. Тот полковник выжил, и в качестве благодарности за спасение передал мне сапожки и шинель из комсоставских запасов. А передачу той шпионки наши особисты засекли, арестовали ее, она во всем призналась. Повесили предательницу.
В начале 1945-го меня назначили телефонисткой, и быстренько послали в 53-й учебный батальон связи учиться на телеграфистку. Но ее из меня не вышло, потому что как только приняла ключ, сначала работала хорошо: точка, тире, а потом у меня пошла одна линия, и все, нужно было начинать все с самого начала, но я попросилась назад в свою часть, где мне присвоили звание ефрейтора и назначили в штаб батальона.
Комментарии