«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Родился я в городе Ленинграде 14-го марта 1924-го года, на Петроградской стороне, по следующему адресу: Петропавловская улица, дом — 8, квартира — 54. Кстати говоря, там, где мои родители тогда жили, располагалось в свое время трамвайное кольцо. Отец в те годы работал на государственном оптико-механическом заводе имени ОГПУ. Впоследствии этот завод стал именоваться ЛОМО. Это был известный в ту пору оптико-механический завод, который, между прочим, существует и до настоящего времени в городе Ленинграде — нынешнем Санкт-Петербурге. Отец работал на этом заводе начальником цеха и одновременно учился в Промакадемии. Тогда, знаешь, была Сталиным создана Промакадемия такая (Всесоюзная Промышленная Академия, — ВПК). Так вот, отец учился в этой самой Промакадемии. Причем, что интересно, учился он в ней прямо на дому. То есть, с этой Промакадемии к нему приходили преподаватели и он, значит, занимался с ними дома в нерабочее время. В общем, такой вид учебы был в то время у коммунистов. А он был коммунистом с 1917 года — то есть, с этого времени он являлся членом Коммунистической Партии Советского Союза. Мать тоже была партийной — она с 1917-го года состояла в партии. И она тоже, как и он, приехала в Ленинград на заработки из Эстляндии. Вообще-то говоря, оба моих родителя были по национальности эстонцами, которые переехали в поисках лучшей жизни отсюда, из Эстонии, в Ленинград. Но как это произошло? Вот мать моя, например, родилась в Нарве. Она тоже, как и отец, была эстонка. А отец родился в Раквере. Так вот, в Петербурге они оба оказались после того, как Красная Армия отступала из Эстонии в 1917 или 1918 году. Правда, подробностей всего этого я уже не знаю. В общем, они ушли с отступающими частями Красной Армии в Петербург тогда. Как он назывался тогда? Вроде бы Санкт-Петербург или Петроград, если не ошибаюсь. Ведь только в 1924-м году переименовали Санкт-Петербург в город Ленинград. В 1937-м году отца арестовали. Ну тогда были такие времена. Вы, наверное, в курсе этого дела. Вообще-то говоря, отец был активным таким человеком в то время. Он, как я вам уже сказал, был коммунистом. Кроме того, он был даже членом Ленсовета одно время даже. Теперь — он, другими словами, работал начальником цеха и на этом же заводе перед этим находился на должности председателя профсоюзного комитета. А в то время, когда его в 1937-м арестовали, он был уже, значит, начальником цеха. Причем был он таким довольно активным на заводе человеком. Мне, конечно, все это трудно помнить, потому что я тогда маленьким был. Но я помню, например, как в свое время приходили к нему его же заводчане. Все они с ним общались. В эстонском клубе он тоже каким-то образом в чем-то участвовал. Тогда ведь в Петербурге, потом — Ленинграде, на Петроградской стороне располагались эстонские клубы такие, куда ходили жившие в городе эстонцы. Так вот он был тоже в этом клубе. Тоже, значит, участвовал в его работе. Помню, такой Хейно Сассь был его близким другом. Что с ним стало? Его тоже арестовали в 1937-м году.

Но арестовали отца в 1937-м году, кстати говоря, по той простой причине, что написали на него донос. Потом уже, спустя 20 лет после этого, в 1956-м году, его посмертно восстановили во всех правах. А мать не только восстановили в них, но и вернули в Ленинград, дали там ей квартиру и возвратили ее, как говориться, членство в партии. Но к тому времени я уже отвоевал, как говорят, на фронте, и многое испытал. А отца, я тебе говорю, арестовали по доносу. В то время, видишь ли, многие люди писали на своих соседей доносы. Это было массовое явление такое в те годы. Если кто-то от кого-то хотел избавиться, то стоило только написать что-нибудь на него и как, говориться, этого человека после этого забирали... У меня, конечно, когда мы жили в Ленинграде, было очень много знакомых людей, которых забирали. И особенно часто среди них оказывались в том числе и эстонцы. Но сажали не только эстонцев, но и русских, как говориться, очень много в то время. Да миллионы людей сидели по тюрьмам, так что эстонцы, будем так говорить, были в то время не единственные, кто по тюрьмам сидел. Но, как ни странно, мать, несмотря на то, что так пострадала в ту пору, виноватым в этом Сталина не считала. Такие коммунисты, как она, то есть — те, которых эти репрессии предвоенных лет касались, считали, что Сталин не виноват, а это всякие другие его окружающие люди, в общем, виновники всех этих дел. И так она и умерла с верой в то, что Сталин ни в чем не виноват. И это — несмотря на то, что она 20 лет отбыла в ссылке в Средней Азии. Это оттуда она уже вернулась в Ленинград. Но убежденной коммунисткой она как была, так и осталась. И ее восстановили, значит, со старым стажем в партии.

Кстати, как потом я узнал, отец погиб в 1941-м году. Дело в том, что, насколько я знаю, в 1941-м году его сослали на Соловки. Ему дали тогда 10 лет. Но когда началась война, Соловки ликвидировали, и его стали пересылать на север вместе с ГУЛАГом. И по дороге, как я теперь уже узнал, весь их ГУЛАГ, 1100 человек, расстреляли без суда и следствия прямо во время пути.

Между прочим, несмотря на то, что людей сажали, не было такого, чтобы все всего боялись, — я, во всяком случае, с таким не сталкивался.

Ну а тогда, в 1937-м году, с нами было что? Со мной получилась в то время такая штука. В 1937-м году нас вместе с матерью выслали в Среднюю Азию — в город Фрунзе. Но там с нами еще находился брат Геннадий, который был на шесть лет младше меня. Вот мы втроем из Ленинграда были высланы. Но поскольку матери очень трудно было устроиться куда-либо на работу, раз она стала женой врага народа, то она сделала такую вещь, что послала меня обратно в Ленинград. Но так как просто так прописаться мне, члену семьи врага народа, было там нельзя, то сестре отца пришлось взять опекунство надо мной. То есть, они практически усыновили меня. И тогда меня прописали в квартире этой сестры моего отца и ее мужа. И я там продолжал учиться дальше, и в 1940-м году, кончив 9 классов, поступил в ФЗО. А закончив ФЗО, стал монтером эксплуатации трансляционных линий. И в 1940-м году уже я стал работать самостоятельно монтером эксплуатации трансляционных линий. То есть, что это была у меня за работа? Это была служба оповещения города Ленинграда о нападениях и тому подобных вещах. Ну и кроме того это была трансляция почти что у каждого ленинградца в доме и на улице. Особенно это сильно работало, когда город оказался в блокаде. Я тогда, кстати говоря, там тоже работал. Вот был, например, метроном, который показывал возможное нападение на Ленинград. Если нападение было, то метроном быстро стучал, если нападения не было — значит, метроном медленно стучал. Это были такие предупреждения о воздушном нападении и артиллерийском обстреле. Если происходило нападение на город, то людям по метроному сообщали об этом. Но это было все уже позднее.

Между прочим, радисвязью я увлекался с самых своих детских лет. Это было отчасти связано с тем, что мой дядя занимался радиоделом. То есть, он делал приемники. Детекторные приемники тогда были, значит, такие. Для этого он специальный такой журнал покупал все время. И меня он приучил к этому делу, будем так говорить. Я начал с ним вместе эти детекторные приемники собирать. И одновременно я кончил курсы радистов. Так что я был радистом 3-го класса, когда началась война. Там, на этих курсах, я помню, всё морзянку учили нам — азбуку морзе такую. Так я после того, как кончил курсы радистов, а тогда война шла, как говориться, уже хотел пойти радистом в тыл к немцам, чтоб меня туда заслали. Меня как раз не пустили туда. Сказали: «Продолжай работать!» А потом это пригодилось в разведроте в дальнейшем. Но это тоже такое отступление я сделал. Тебе, наверное, интересно еще послушать о довоенной жизни в Ленинграде.

Между прочим, до войны Ленинград был интересным городом. Бандитизм, конечно, тоже был там в то время. Про это я скажу так, что в ту пору в городе бывало, разумеется, всякое. Я ведь хорошо помню свою ленинградскую довоенную молодость! Мы жили на берегу реки Карповки. Так там под мостом лично я даже трупы находил. Это в какие годы было? Это где-то в 1933—1934-1935 годы происходило. Так что бандитизм был, конечно. Но борьба с ним велась тоже. Ну мы в некоторых даже исторических фильмах видим то, что это было. А хулиганы были, конечно, в то время. Ну я сам, например, катался на трамвайной «колбасе». За это меня милиция не раз останавливала. Один раз привели меня даже в милицию и спросили: «Ты на рояле играл когда-нибудь?» Я думал, что имеется в виду — на самой настоящей рояли. Оказывается, это был жаргон блатных. На ихнем языке это значило — когда пальчики у тебя берут, то есть, отпечатки пальчиков снимают. Я говорю: «Нет, никогда не играл». Они все как засмеялись там: ха-ха-ха. Это милиционеры там так со мной говорили. Ну это меня просто привели в милицию за то, что я катался. А трамвайная «колбаса» — это так в то время называли воздушные тормоза, что были сзади у трамвая. Там же такой шланг проходил. И вот, значит, на этот шланг мы прыгали на сцепку туда и так и катались на трамваях. За это меня схватили один раз. Вот такие случаи бывали! Ну мальчишками дрались между собой, конечно. Ну это как всегда бывает. Двор на двор, и так далее, — такие драчки были в то время.