«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Плакунов Капитон Андреевич родился 25 августа 1922 года. Член КПСС с 1943 года. До 1941 года работал на Свердловском промкомбинате в должности слесаря-механика по ремонту счетно-пишущих машин. Четырнадцатилетним он впервые переступил порог промкомбината и единожды выбранной специальности остался верен на всю жизнь, проработав там 52 года. Вместе с другими комсомольцами Плакунова перевели на завод, спешно переоборудованный на военное производство. Наложили бронь. Капитон Андреевич проявил настойчивость и добился, чтобы его взяли на фронт.

В сентябре 1941 года он был направлен в 31 стационарную батарею Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота. С сентября 1941 по сентябрь 1942 года проходил службу в должности пулеметчика, зенитчика. С сентября 1942 по август 1943 года служил в отделении разведки диверсионной роты Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота, разведчик отряда особого назначения под командованием Цезаря Львовича Куникова, связной комиссара отряда Героя Советского Союза Николая Васильевича Старшинова. С августа 1943 по март 1947 года служил в 393 Новороссийском стрелковом батальоне Севастопольской бригады морской пехоты разведчиком, оружейным мастером.

Участник боев на Малой земле, десантов в Новороссийск и Керчь, участник освобождения Крыма. Войну закончил в Румынии. Капитон Андреевич участник парада Победы в составе парадного полка военно-морского флота.

Награжден орденом Красного Знамени, орденами Отечественной войны I-ой и II-ой степени, орденом Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, медалями «За оборону Кавказа», «За победу над Германией», «За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина» и 6-ю медалями за освобождение городов.

— Вы готовились к военной службе?

— Мать одна нас с братом воспитывала. На улице все ребята знали друг друга. Конечно, хулиганили немного, но все было в норме.

До войны вышла большая кинолента «Мы из Кронштадта», «Чапаев» и много других картин о Гражданской войне. Все детство с этим прошло, мы на этом и воспитывались. В общем, подготовка у нас была хорошая.

— Как проходила Ваша служба на батарее?

— На Перекоп не было пути, там немцы уже были, и нас перебросили на Ростов и затем в Новороссийск. Там прошли распределение, для прохождения курса молодого краснофлотца. Люди с мысхакской крупнокалиберной батареи нарыли землянки, а кубрики нам отдали как молодым. И началось раз-два, не без этого, оружие: винтовку, пулемет ручной ДП изучали. Потом люди с пушек ушли на фронт, а мы молодые их стали пополнять. Я посмотрел на снаряд в 30 с лишним килограмм и 20 килограммовый заряд, сколько сил нужно, чтобы их таскать! В батарее было четыре пушки. Под каждой пушкой находился каземат и никакого приспособления, чтобы поднимать снаряды. Мы сами бегали. В одну сторону пустые люди бегут, в другую с грузом. Я решил схитрить.

У меня отец рассказывал о Первой мировой войне, тоже с немцами. Он там пулеметчиком был. И мне запомнились его рассказы, да еще Чапаев тоже на пулемете был! И я попросился в пулеметчики.

Матчасть на зубок все знали. Даже сложный замок разбирали и собирали. Сначала я был пятым номером на счетверенной установке. Сидел в углу под пулеметами и крутил ручку, которая подавала воду на стволы. Потом старшие мужики ушли. Все с желанием уходили на фронт. Я с пятого номера перешел на один ствол, который стоял на треноге. В виду того, что многие ушли на фронт, нас в отделении было четыре человека и пятый старшина, который командовал, а не семь как должно быть.

Стреляли сначала только по самолетам. Но все мимо. Потом нашу батарею разделили. Две пушки утащили в горы 18 км. за Новороссийск. Я уже в то время был 1-м номером. Наш пулемет в одной стороне и 2-й с другой — охраняли орудийную позицию. Пока наши орудия стреляли, мы только смотрели. Только один раз я два «Мессершмидта» расстрелял. Мы на горе находились, а они над дорогой паслись. Вот тут мы и постреляли. Я две ленты расстрелял, а толку мало. Не то он завалился за гору, или туда спланировал. Не знаю, что с ним было. Стрелял прямо в упор, каких-то 50 метров.

Когда боезапас расстреляли, оказалось, что армейцы, которые с нами были, ушли, а батарею нашу оставили. Тогда мы два пулемета расставили один назад, другой направо. Прислуга сразу пошла в одну сторону по горам, а нам надо было вниз спуститься. У нас дальномер был, и кое-какие продукты погрузили и пошли вниз. С горы слезли, не пешком конечно, а на «полуторке». Повернули к шоссе, и пошли к Волчьим воротам. А там патруль спрашивает:

— Как вы проехали? Мы же минировали!

— Проехали!..

Уже светало, а ребята уже вышли к Цемесской речке, которая вдоль дороги течет, и кашу варить начали. Наш командир знал куда идти. Но у нас ЧП получилось. Немцы по горам нас уже обошли справа, и слева тоже. Постреляли немного. Моего командира ранило. Перевязать ему рану нечем. Моряк есть моряк — бескозырку в зубы и терпи.

На всех батарейцев и на нас один пулемет и одна винтовка, одна пушка — одна винтовка. Больше ничего не было. Нас немцы погнали. Потом боезапас загорелся, мы вправо вверх полезли по горе, по кочкам пулемет тащили 60 с лишним килограмм на катках. Все-таки вынесли его. Четыре пулеметные ленты номер у меня нес, а я сам пулемет тащил. А там наши оборону уже поставили. Нас спросили, куда мы бежим, старший лейтенант с нами шел, сказал что надо, и нас пропустили. Только прошли километр и нас опять остановили, да еще говорят разоружаться. А у нас нечего разоружать-то. Пулемет отдать — ну возьмите. Стал я его им подвозить, смотрю, а кожух разбит и чего я его тащил? И кончилась моя работа на Максиме.

Пришли на Мысхако, там мне дали ДП. Немцы залезли уже в город, а мы на мысе. Что будет, то и будет. Будем стрелять, пока боеприпасы не кончатся. Старшина у нас, Алешичев был, на шлюпке 2 лайбы остановил. Говорит им:

— Если не подойдете к берегу, сейчас помашу своим, и всех вас разобьют.

И они к берегу подошли. А раз такое дело, что у нас две пушки, не отдавать же. А пушки хорошие. По квадратам били, чуть ли не всю ночь. До этого мы и стреляли и в атаку ходили на совхоз Мысхако. И мы по грудь в воде на два сейнера залезли. Один сейнер нас на Кабардинку привез, а другой в Геленджик увез. Нам пришлось тащиться от Кабардинки до Геленджика. Там был дивизион, несколько пушек стояли.

— Расскажите о задании, на котором Вас ранило.

— Высадились с катеров удачно. Едва поднялись в гору, один из моряков наступил на мину. Раненого перевязали, понесли на себе. С риском преодолели минное поле, прошли в тыл и провели разведку. Мы рассчитывали продуктов на пять суток. Время подошло, и нам нужно было выйти к морю, чтобы нас забрали. Но вернуться не смогли. Патрули отрезали нам путь к морю. Делать нечего, пошли в обход по вражескому тылу. Потом, когда прошли аэродром в Цемесской долине, вышли на левую сторону Цемесской бухты. Мы не знали, где фронт проходит. В одном месте даже попали во что-то вроде болота по колено. Нам нужно было выйти к морю и пришлось по этой грязи топать.

Шли по ночам. Попутно собирали сведения о размещении сил противника. Более десяти суток длился этот переход. Наткнулись на наблюдательный пункт. А они на ночь уходят. Мы разбили у них только телефонный аппарат.

Пошли со стороны моря по горе. И на этой горе как я шел, меня, все равно что, толкнуло, я повернул в сторону к кустам. Сам не знаю почему. Когда очнулся, под кустом лежу, по мне огонь прыгает, и ничего не слышу. Голову повернул — вроде бы живой. В метре от меня костер горит. А оказалось, что это наша мина, да еще с бутылкой КС. Она меня и укусила. Я не вижу своих, потихоньку кричу, огонь задувайте, потому что на меня огонь идет. Но никто мне не отвечает. Думаю — труба. Один остался. Левое бедро обожгло, больно. Я его пощупал, вроде бы ничего — целое, другой раны не чувствую. А тут немцы, после того как взорвалось, начали стрелять с одной стороны, и наши тоже начали стрелять. Да еще везде огонь. И я пополз на пузе, где-то с километр.

Между камнями пролез, смотрю там обрыв. Да еще темно, но вот-вот рассвет. Это было в начале января. Пригляделся — там не больно далеко прыгать. За камни держусь, и спустился вниз. Слышу, море гудит. Надо к морю идти. Пока я спускался, рассветать начало. Смотрю — дорога на Геленджик. И я пошел вдоль дороги по кустарнику к Кабардинке.

Слышу топ-топ. Кто-то идет. Я затаился в кустарнике. Вижу, человек идет, накрытый плащ-палаткой и винтовка у него под палаткой торчит. Надо что-то предпринимать. Он прошел мимо меня, я через канаву перепрыгнул, хорошо, что море и ветер шумят, меня не слышно. Он шаг и я шаг, приладился к нему. А потом приемом его за горло, голову назад, а другая рука у меня свободна, я стрелять могу. Когда перевернул его, а из-под палатки звездочка! У меня сразу отлегло. А он ничего сказать не может. Я его спросил кто он. Он ответил, что почтарь. В штаб за письмами ходил. Мы вместе пошли.

Дошли до очередного поворота, там стоит патруль, где-то с отделение. Он подошел, сказал пароль, его пропустили, а я говорю, что не знаю пароль, ведите меня к начальнику.

— А кто ты такой?, — спросили меня.

— Я иду с тыла.

Они мне сказали, раз так, то разоружиться надо. Разоружиться-то больно хорошо! У меня 4 диска, 4 гранаты, 500 патронов в мешке, да еще нож, бинокль, часы, но это все мало весит. Я развязался, все снял и в мешок положил.

Старшина здоровый такой спрашивает:

— Как ты стреляешь из автомата?

— Как, как не знаешь что ли?! Нажал, да и пошел.