Кавалерист — Владимир Дмитриевич Ефремов
Это был март—апрель. В этом госпитале — тоже отдельная история, как лежали. Там тоже не было постели, но был камыш, на нем лежали. Кормили не очень хорошо. А госпиталь же легкораненых, а эти легкораненые, когда их откормили, уже себя чувствовали более-менее, и к вечеру разбредались, кто куда, а я домой. Нам запрещали, но все знали, что я с Сальска. У меня был товарищ, тоже из нашей дивизии, он позже пришел, тоже пулеметчик, тоже раненный, но в ногу, и тоже попал в этот госпиталь, и тоже с Сальска.
Приходят врачи проверять, а кого проверять? — Половины нету. Где Сальские? — Сальских нет. Приходим утром на перевязку, а кушали дома. Вернее я брал оттуда, жалко, чтоб пропадало, а тут мать приехала и заболела. Интересно что по мере того, как фронт продвигался, госпиталь переезжал, но не сам госпиталь, а персонал. Где-то в другом месте тоже организовывался госпиталь под этим же номером, персонал туда уезжал, а нас принимал какой-то другой, который приезжал с тыла. Вот они приехали совсем из тыла, и нам всем запретили уходить, ни домой, ни по девкам, всем быть на месте. Иначе уход будет считаться дезертирством. Ну, а мы как — русские люди — мало кто чего говорит — плевать нам на это дело. Мы с другом жили в разных концах города.
Утром я прихожу в госпиталь, а там наряд, двое из комендатуры, ждет: «Вы Ефремов? Пройдемте в комендатуру!» Ну, пошли. Привели меня, там помощник коменданта, еврей, майор. Он говорит: «Вы где были сегодня ночью?» — «Дома, я дома ночую» — «Ну, вы же знаете, вы же военный человек, нельзя же, это же самовольная отлучка! Вам же запрещали?» — «Да. Но я хочу быстрее зажить и возвратиться в строй!» Я говорю, что мне лучше дома, где мать за мной ухаживает, кормит. — «А вы знаете, что это самовольная отлучка?!» — «Ну, как вам сказать…»- «А приказ Сталина вы знаете? О том, что самоволка свыше двух часов считается дезертирством?» — «Знаю. Но я не в воинской части» — «А что, по вашему, Сталин ошибается что ли?» И кулаком по столу. Думаю, тут дело пахнет керосином. — «Иосиф Виссарионович Сталин, никогда не ошибается! Я больше так не буду!» Думаю, ну что с ним спорить-то…- «Ну, смотрите! Идите!»
Когда меня патруль вел, навстречу шел мой друг с другого конца города, на костылях. Они-то его не знают, и у меня спрашивали, где он? Я говорю: «Где? Дома!» Он навстречу — я ему показываю, что меня ведут за шкирку. Он был парень совсем другой. Я ему рассказал все.
На другой день его забрали. Он заходит к этому майору: «Вы Козлов? Вы, почему дома?» Он сходу: «Ах ты жидовская морда сидишь тут гад, морду наел!? Сейчас как дам по башке костылем!» Майор аж подпрыгнул — «Морду наел, гадина, и издеваешься над раненными!» Тот как заорет: «Арестовать! На гауптвахту!» Раненного на гауптвахту, а есть же устав, его могли посадить, но не на строгий, а гауптвахта отличалась кормежкой, раз в день вроде, кушать-то я ему приносил туда. Обычно когда на гауптвахту идешь, говоришь об этом повару — он самое лучшее дает.
Этот майор он понимал, что он ничего сделать не может, ну, может и мог, я не знаю, но в общем через три дня он пришел, выпустили. Весь этот строгий режим затеяла начальник отделения, тоже еврейка, он пришел к ней и говорит: «А с тобой мы еще повстречаемся». Вот такой у меня был друг.
Я не антисемит, у меня есть друзья евреи, приличные, хорошие люди, я буду рассказывать как было, чтоб не запинаться.

Гв. Казак Ефремов В.Д. 5-й гв. Донской казачий Будапештский кавалерийский корпус. 1945 г. Румыния г. Рымнику-Сэрат
Мы попали так, что организовывалась новая воинская часть в этом корпусе — 5-й отдельный развед-дивизион. Я скрыл, что я пулеметчик, сказал, что я химик. Соображал. У меня честно говоря поубавилось уже стремление к войне, а там взвод был — химзащита. Поскольку у нас образование было, мы уже в 10-ом учились, инструкции изучили, там ничего такого сложного нет. Побыли там буквально с месяц, и часть нашу расформировывают.
Лошади были нам не положены, мы ездить должны были на автомобилях или подводах, а поскольку автомобилей там не было, то все там конное было. Нас выстроили и говорят: «Кто хочет попасть из вас в истребительно-противотанковый полк или истребительно-противотанковый дивизион?»
Я думал, и откровенно говоря, я побаивался ездить на лошадях — сколько я там на них ездил. Отвязывали только когда от коновязи и скакали мальчишками, а тут дело совсем другое, я думал, попаду я как-нибудь, чтоб ездить на чем-либо другом. Истребительно-противотанковый дивизион был отдельный, я думал, что и там и там мехтяга. Думаю: если в отдельный — отдельное всегда лучше, на привилегированном положении. Противотанковый полк был просто полк, я усвоил себе, чем меньше подразделение, тем оно ближе к начальству, тем оно лучше снабжается, и я выбрал со своим другом дивизион.
Оказалось, что полк был весь на мехтяге, а дивизион весь конный, как один. Он состоял из ружей ПТР — противотанковые ружья, а в полку ЗИС-3 уже были.
Привезли нас. Там нет отдельных стрелков, а есть только расчеты. Причем, или противотанковый, или пулеметный, а я уже станковый пулемет натаскался, и молчу, что я был станковый пулеметчик, а хотя там были тачанки пулеметные, но это, когда ездить, а так все равно таскать его надо. Тачанка в основном для маршей и убегать на ней хорошо. Тогда я пришел и говорю: «Вы знаете, я — пулеметчик, только ручной». Ручной пулемет был легче, чем противотанковое ружье, и почти до конца войны я с ручным пулеметом Дегтярева прошел, начиная с 43 года, первый номер этого пулемета. Надо сказать, что время уже было не 41-й год, а 43-й — противотанковые ружья, конечно, имели значение в отдельных случаях, но количество противотанковой обороны — орудия в 76мм и т.д. — их было уже достаточно, поэтому толку от противотанковых ружей было не очень много.
В отличие от всех пехотных подразделений, где строй был кратный 2, у нас строй кратный 3. Никогда в 4 шеренги лошади не идут, идут или в 3, или в 6 рядов, и в этом есть глубокий смысл. Мы двигаемся колонной по 3 человека, если возникает опасность, мы натыкаемся на противника или нападают на нас, значит, надо отбиваться. Посредине едет коновод, по краям — я и пулеметный второй номер, мы мигом своих лошадей, отдаем их среднему, соскакиваем с лошади, тот лошадей уводит, а мы занимаем оборону. Вот смысл тройки. Если 6 идут, то это, может только на параде.
Вооружены были шашками, во взводе было две подводы, примерно нас 35 человек, и 3 отделения, каждое состояло из 2 расчетов с Дегтяревым, и одно самозарядное Симонова (ПТРС), и одно пулеметное из 2 расчетов. В эскадроне 4 взвода и пулеметный взвод — тачанка. Только в конце войны (я же все равно друзьям рассказывал, что я был станковым, а те кому-то передали) нужен был пулеметчик — и меня все-таки посадили на тачанку.
Самое было страшное, когда мне дали лошадей, наш эскадрон был целиком из рыжих лошадей. В первом эскадроне были рыжие лошади, во втором гнедые, а в третьем серые, три эскадрона было в дивизионе, и еще был броневзвод — два бронеавтомобиля.
Вот в этом дивизионе ядро было из добровольцев первоначального призыва, ополченцев, казаков Хоперского округа Сталинградской области. Как он возник этот корпус? У меня была связь с ветеранами, есть книга нашего генерала Горшкова о том, как он образовался. Много писали об этом.
Казачьих войск до революции было 11, из них 9 типовых и 2 горных. Типовые: Донские, Уральские, Забайкальские, Амурские и т.д. А горные считались Терские и Кубанские. У нас форма была с лампасами, папахи, и только цвет погон, лампасов отличал их. Сейчас идет большой разговор о том, чтоб восстановить права казачества, что казачество было репрессировано как народ, а в основном идет этот разговор со стороны горных казаков. Дело в том, что советская власть больше всего насолила им, несмотря на то, что мы читали про Тихий Дон — раскулачивание, расказачивание и т.п. Когда советская власть после революции установилась на Северном Кавказе, а там очень много народов, и они все были завоеваны Ермоловым. Казаки же пришлые люди там. Советская власть уничтожила привилегии казачества, и в первую очередь заигрывала с национальными меньшинствами. Много она беды наделала и на Дону, но не в такой степени, как там. Поэтому особенно Терское казачество было очень враждебно настроено против советской власти и ждало немцев.
Когда началась война, не было со стороны большинства Донского казачества к советской власти отрицательного отношения, и они образовали ополчение. Первая дивизия казачьего ополчения у нас в Сталинградской области образовалась со штабом в Михайловке. Туда шли все колхозы, давали лошадей и седла, шли семьями, в том числе и полный георгиевский кавалер Недорубов с сыном. Когда эта дивизия образовалась, она называлась 15-я особая казачья дивизия. В это же время в Ростове-на-Дону организовалась, 16-я казачья Донская кавалерийская дивизия. Когда немцы сюда подходили, эти 2 дивизии отступили, в кизлярские степи. Там был организован 17-й казачий кавалерийский корпус. Такое же положение было и на Кубани. В этот 17-й корпус вошло 2 кубанских и 2 донских дивизии.
Комментарии