«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

Утром в поселке у вокзала мы выпросили еды и узнали о товарных поездах, которые отправляются в сторону Фастова и Винницы. У местных жителей-железнодорожников узнали о порядках, введенных немецкой властью, о комендантском часе; когда при появлении на улице в неурочное время, а также за нахождение на железнодорожных путях, стреляют без предупреждения. От добрых людей узнали и о том, как можно проникнуть в тормозную будку вагона товарного поезда.

Нам удалось забраться в тормозную будку товарняка, который шел в сторону Фастова. Поезд шел всю ночь и, наконец, остановился на какой-то станции. Выбираться из будки, чтобы определить на какой станции мы остановились, было опасно, однако под утро стало невтерпеж от холода, и уже думали рискнуть, как услышали топот патрулей и выстрелы, вероятно, кто-то тоже пытался пробраться в поезд. Мы, затаив дыхание, вжались в узкое пространство будки, боясь малейшим звуком обнаружить себя. Солдаты начали обыскивать тормозные будки, но поезд быстро отправился, что нас и спасло. Ближе к вечеру поезд прибыл на место назначения – станцию Погребище, от нее до дома было еще километров 80. Карты у нас не было, и мы решили идти от деревни до деревни, расспрашивая местных жителей.

В одном селе учительница подарила нам старую карту Винницкой области, по которой мы наметили путь. Погода нам благоприятствовала – небольшой мороз, дороги не были занесены. В день мы проходили по 15-20 километров. Когда пришли в с. Ильинцы, были очень удивлены тем, что многие дома были помечены надписями – еврейский дом, еврейская улица. В этом селе нас остановили полицаи и тщательно допросили, кто мы и куда идем. Здесь понадобилась справка, полученная мною в колхозе с. Озера, где я трудился. Дальше наши пути расходились: я отправляюсь в Красненькое, а мой друг-попутчик – в Дашев. Остальной путь протекал однообразно – из села я выходил рано утром, независимо от погоды, и старался к вечеру добраться до следующего селения.

Добравшись домой, я узнал, что мать тоже эвакуировалась. Что делать, как быть? Помогли соседи. Оказалось, что мать переехала в Ситковцы, где работала учительницей украинского языка в той же школе, в которой преподавала в 1937 году. В конце концов я добрался до Ситковцев и Новый 1942 год мы уже встречали втроем – я, мать и мой младший брат.

После воссоединения с семьей, я поселился в квартире, которую матери выдали немцы. Правда место было очень неудачное – окна квартиры выходили на комендатуру, перед которой немцы вешали партизан. Мама устроила меня чернорабочим на газовый завод, а сам я все хотел уйти в партизаны, но мама не разрешала – она осталась в селе как связная с партизанским отрядом и когда я сказал о своем желании, ответила: «Нет, нет, нет. Ты только беду навлечешь, все будут знать, куда ты делся. Мне нельзя засвечиваться». Но, в 1943 году, после того как партизаны напали на сахарный завод и убили немца, она меня отпустила.

После нападения партизан, немцы устроили облаву. В первую группу я, к счастью не попал, немцы ее расстреляли, но попал во вторую. Мать не знала, где я, а когда ей сказали, что я попал в облаву, она отдала свое обручальное кольцо немцу-охраннику, чтобы тот отвернулся. Мне дали сигнал, я перепрыгнул через забор и спрятался, а группу увели. К счастью, из этой группы никого не расстреляли, просто до ночи продержали, а потом отпустили. И вот в туже ночь мать решила отправить меня в партизаны.

Когда я встречаюсь с детьми или студентами, очень многих интересует: «А как же попасть в партизаны»? Мама назвала мне пароль и адрес явки в селе Джуринцы. Со мной пошел и сын соседей, Григорий Левкович.

Мы огородами вышли из села, спустились к оврагу и по нему вышли на дорогу в сторону Джуринец. Очень опасались, что нас могут увидеть, так как вокруг было светло как днем и очень тихо. Через два часа мы уже стучались в дом, где жила знакомая матери, учительница Лоевская. Нам не сразу открыли дверь, пришлось долго объяснять, кто мы и почему пришли в такое время. После того как мы назвали пароль, нас впустили в дом, обогрели, выслушали просьбу от моей матери и, не ответив ни да, ни нет, положили спать.

Лоевская послала к партизанам связного, чтобы получить разрешение провести нас в отряд. А нам сказали сидеть тихо и никуда не выходить из дома. Ждали мы до вечера. Партизаны, хорошо зная мою мать, сделали исключения, мы же без оружия были, и разрешили провести нас в отряд. На следующий день, до рассвета, мы с проводником вышли из села. Наш проводник спокойно шел по засыпанному снегом лесу, однако, пройдя какой-то участок, вдруг забеспокоился, начал тщательно осматривать местность – дал нам знак остановиться, а сам осторожно пробрался к небольшому оврагу. Осмотрев его, он возвратился к нам. Сказал, что в этом месте должен быть пост охраны, а его нет, поэтому нужно изменить направление нашего движения.

Наконец мы приблизились к месту партизанского лагеря, расположенному в большом глубоком овраге. Еще на подходе мы поняли, что лагерь партизанами покинут. Наш проводник быстро определил направление, куда отправились партизаны. Мы втроем, надеясь нагнать отряд, прошли по этим следам еще несколько километров, но, в конце концов, проводник остановился и сказал, что не имеет права идти дальше, ведь он получил приказ довести нас только до лагеря, поэтому он должен возвращаться домой. Мы тепло попрощались, обнялись и разошлись.

Пройдя еще несколько километров, мы натолкнулись на поляну, через которую проходила лесная дорога. Там, видимо, бой был, потому что мы насчитали человек восемь убитых немцев.

Еще где-то часа через полтора, мы вышли из леса и услышали шум машин – по дороге двигались люди, конные упряжки, тащившие орудия, машины. Мы долго не решались идти через поля к той дороге, еще не верилось, что это наша Красная Армия. Но, победив страх, мы прошли через поля и оказались в расположении Красной Армии. Нас отправили в село Жаданы, где уже работал полевой военкомат.

С первого захода меня в армию не приняли, так как мальчики 1925 года рождения не призывались, а Григория взяли сразу, он 1924 года был. Но все-таки, посоветовавшись со знающими людьми, я попал в армию. Свидетельство о рождении не спрашивали, так что я солгал, что 1924 года рождения.

Нас направили в село Трубиевку, где находился 8-й запасной стрелковый полк. Там нас распределили по ротам и батальонам. Я попал во 2-ю роту 1-го батальона. 10 января 1944 года я принял присягу и начались занятия – строевые, изучение винтовки. Однако занятия эти длились недолго. Спустя дней десять прибыли «купцы» и начали разбирать людей по частям. Я, и еще несколько ребят, попали в 545-й стрелковый полк, который размещался тогда в селе Скоморошки. Там меня определили во взвод пешей разведки.

Это очень интересно, как я попал в разведку. В нашем запасном полку были не только мобилизованные, но и солдаты после госпиталей. Среди них был один артиллерийский разведчик, который много нам рассказывал о своей службе и я захотел попасть в артиллерийскую разведку.

Первым отбирал командир взвода разведки, он отобрал самых высоких, крепких ребят, в том числе Гришу, а меня не взял. Что делать? Я ведь так мечтал побывать в роли того рассказчика – корректировать огонь пушек по врагу, и я решился сказать командиру о своей мечте. Самовольно вышел из строя и, приблизившись к нему, чуть не со слезами на глазах, попросил взять меня в разведку. Командир, а это был лейтенант Есауленко Василий Сергеевич, осмотрел мою фигуру, ухмыльнулся, мол, такой большого фрица не одолеет, но ребята стали за меня просить: «Такой парень хороший, хорошим солдатом будет. А то, что там сам немца не возьмет, мы ему поможем». И вот я с того времени служил во взводе полковой разведки.

1 марта 1944 года мы получили приказ на погрузку в вагоны, и 3 марта начался переезд через Фастов, Бердичев, Шепетовку, Ровно, далее пешком около 100 км до села Млынов, где сменили мы другую часть. Наш взвод разведки разместился в с. Пидлостье Острожского района Ровенской области.

Впервые в поиске я принял участие 11 марта, но «языка» тогда взять не удалось, немцы нас быстро обнаружили и нам пришлось возвратиться. На следующий день, в районе с. Марков, мы сами попали в засаду немцев, пришлось отступать, при этом я отстал от группы, но, поблуждав в темноте, все же нашел своих. Наконец-то 16 марта в селе Бакивцы нам удалось захватить «языка», при этом был ранен разведчик Рубин.

24 марта, во время обильного снегопада и сильного ветра, у села Остров наша группа столкнулась с конной разведкой немцев. В схватке были убиты пять немецких солдат. Оставшийся в живых шестой немец, под прикрытием убитой лошади, отстреливался. Одним из выстрелов был убит сын полка Коля Коваленко. В 1943 году его подобрали наши разведчики и уговорили командира полка оставить при взводе разведки. Он был помощником нашего старшины Божко, ухаживал за лошадьми, помогал на кухне. Мы его очень любили. Возвращаемся из разведки, кого убило, кого ранило, а тут он навстречу: «Дядя Коля, ты что, ты как?» И вот эта теплота детская, раскрепощает то железо, которым ты наполнен… Брать его в разведку запрещалось, но в тот вечер он подождал, когда группа уйдет подальше от нашего расположения, и, не спросив разрешения у старшины, догнал группу. Так как было темно и начинался снегопад, мы побоялись, что он сам не найдет дорогу назад и взяли его с собой. Вот и получилось – «языка» не взяли, хотя и убили немцев, а своего человека потеряли.

Каждую ночь мы отправлялись на разведку в населенные пункты Угранов, Нивы и другие. 15 апреля устроили удачную засаду в селе Марковичи – убили одного немца, в плен взяли двух солдат-«власовцев».