«Красная звезда» за сентябрь 1942 года: «Гнусный враг»

— В нашей деревне Антуново был центр партизанщины. Они знали, что я только закончила медучилище. Помню, отец мой лошадь колхозную подготовил, он ведь председатель был, тогда ж машин не было, собирался отвезти меня. Но не пришлось везти, немцы тут уже заняли Путилковичи.

Немцы едут машинах, или партизаны побили немцев и едут на их машинах — население не знает: Все утекают в лес, все бегом, ну и я в том числе. Там много было немцев побитых, на дороге лежали. Ну а наши, у кого нечего одеть, раздевали, одевались. Я в госпитале работала, в партизанском. За мной начальник санслужбы Сальников приехал в деревню. Лагерь был в 3 километрах от нашего Антунова. Домик деревянный построен был, там госпиталь был, вот меня туда свезли, в этот госпиталь, поставили работать. И помню, один такой случай был. Только приехала в партизаны, и я пошла уколы делать одному партизану Калида такой Василий. А он мне не дал уколы делать: «Вчера свиней кормила, а сегодня вот пришла уколы делать».

Мы потом оттуда в лес выехали, там для тяжелых раненных сделали палатку, а на легких раненных на трех-четырех человек палатки. Такие, березками обшитые, а корой еловой крыша была покрыта. Там у нас в этом лесу много было раненных. Нас обслуживал Пашута начпрод, начмедом работал Грудницкий. Мы там легких раненных выхаживали. Одного раненного я выходила, помню ему щеку вырвало, язык видно, его с спринцовки кормили — Питюкин Шура. Вот хотелось бы узнать как он жил.

Когда блокада стала Немцы окружили нас, 17-ть бригад собралось в одно место, ну а потом кого убили, кто остался жив… раненные все погибли. Потом нас и раненных повезли. Я помню, обессиленные такие были. Спать очень хотелось. Я помню, березки белые проезжали они зеленили, это был уже май месяц, и все хотелось превратиться в эту березку, чтобы от немцев спастись. Но потом приехали в Самолку Ушатского района, там госпиталь остановился. Нас там бомбили, раненные у нас были. Помню из раненных одного человека убило и хозяйского теленка убило. Бомба разорвалась прямо у входа в землянку. В Самолке был партизанский аэродром. Мы тяжелых раненных на самолетах отправляли в тыл. Помню, в самолетах были люки. Вот мы пихали в люки этих самолетов тяжелых раненных, на большую землю отправляли.

А я крепко спала. Как засну, так как умру все равно. Помню на одной боровинке остановились, портянки поснимали, а у меня в сапогах оторвалась подошва, так хлопцы задник проволокой прикрутили, а вода туда-оттуда, у меня поэтому наверное и ноги болели, потому что вода туда-оттуда в болотах, а сапог не было. Много там погибло. Наш госпиталь полностью разбили, мало кто остался — все погибли. Помню, я не умела плавать, а речка там была Паперня и с медицинской сумкой переплыла через эту речку. Не знаю, кто мне помог? Я переправилась, переплыла, а много наших повозок с раненными потопилось, и раненных там почти что всех немцы побили. Там была Анна Ивановна, у нее племянник Ванюша, она его все время за руку водила за собой. Так повозка затопилась, лошадь затопилась в этой речке, а Анна Ивановна держала племянника за руку, когда речка пересохла, люди это увидели.

На утро стала цепь немецкая проходить. Мы остались живые, потому что немцы собак держали на цепочках, не пускали, а так собаки половили бы нас. Цепь немецкая идет, а мы за цепь и сзади за цепью идем. Вот так три раза цепи немецкие проходили, а мы как зайцы бегали. Помню, был Прохоров Ванюша, в особом отделе работал, и он на дерево залез, его немцы с дерева сбили. Ой-ей-ей…Много было горя... А Ладик, радист штабной, так он тоже тут с нами был, а жена его зубной врач, она тоже потом в госпитали была. Так он жену застрелил и дочку Людочку 12-ти лет, и сам себя, чтобы не попались немцам живые. Мы вот так бегали как зайцы за цепью, и вот осталась я живая.

Як освободили Лепель, я сюда вернулась. В Лепле работала. В Лепель пришли, а тут кушать было нечего, тогда меня взял Сальников наш и Тамара Аполоновна его жена — они в поликлинике работали. Они знали, что у меня кушать не было совсем, так они взяли меня с собой, вместе питались, за хлебом ходила там где библиотека у нас в Лепи, там хлеб немецкий остался, так он аж на сквозь зеленый стал. Так и кушали. Не было ничего кушать.