Летчик-штурмовик Емельяненко Василий Борисович
— Аааа… Никакой! И прицелов фактически не было. По лаптю! По трассам стреляли. В общем, прицельных приспособлений не было на штурмовиках. Штыри ставили, метки на капоте рисовали, все такое… Ну в общем, приспосабливались, покруче спикируешь — попадешь.
— А фотоаппаратура какая-то была?
— Не было. В исключительных случаях, редко. У нас в полку не было. Не было никогда.
— А как же вы докладывали командованию, что вы выполнили то или иное задание?
— Ну, я же не один лечу, летит группа, ведущий, ведомый. Мы же не за один заход добивались какого-то результата. За несколько заходов, в огне в этом видели.
— А кто-то потом прилетал проверять?
— У нас такого не было.
— Василий Борисович, а Вы штурманом полка были?
— Я был и штурманом полка, и инспектором по технике пилотирования дивизии.
— А какие у Вас были обязанности как штурмана полка?
— Чтобы ребята метко бомбили, стреляли, находили цель. Самое трудное — найти цель.
— В книге Перова-Растренина говорится о применении лидеров («Су-2» или «Пе-2»), которые летели впереди группы штурмовиков значительно выше и, обнаружив цель, обозначали ее пикированием или сбрасыванием бомб, по разрывам которых ориентировались штурмовики.
— Ну, всякое было… Но без этого мы обходились. Что я еще буду смотреть вверх… Я на земле ищу, а тот летит где-то там, отвлекает. Такие лидеры нам здорово помогали в другом. Кога нас разбили, полка нет, грузимся в транспортный самолет и — в Куйбышев, где был завод, который выпускал Илы. Оттуда летела разношерстная публика. Мы молодыми пополнялись, а они не очень крепкие ребята были. И чтобы не потеряли ориентировку, впереди шел лидер — «пешка». Они выше нас идут, впереди. На них смотришь, они приведут.
— А сколько времени отводилось на подготовку в авиашколе, в полку?
— Да там не отводилось специального времени. Полеты, какое там время. В перерывах между вылетами, если время есть. Специальной такой дисциплины «штурманская подготовка» — не было. Были практические: вот берем карту, как проложить маршрут, какое время. По линейке рассчитывали. Вообще, в моей книге все рассказано. Там в первых главах есть характеристики Ила, как на заводе, и как переучивались потом, как оценивали, как переоценивали, а потом, как мы теряли огромное количество самолетов. За два месяца — где-то семьдесят самолетов. Вот такое дело. До этого говорили, что «летающий танк», «самый живучий»… Но самые большие потери, по статистике штаба ВВС, были имеено в штурмовой авиации! Несмотря на бронирование самолета. Мы же летали низко, в самом пекле! Видели цели визуально, пикировали на них. Видели трассы, попала или нет в цель. Вспыхнул, значит попал.
— А вот танк, как определить, подбит или нет?
— Ну, мы сыпали в 43-м ПТАБы.
— Говорят, что они были неэффективными, на низкой высоте не раскрывались?
— Да нет, все раскрывалось. Они кумулятивного действия были. Они брали количеством. В двух отсеках лежало штук 400.
— Но как вы контролировали, попали в танк или нет?
— Ну, как... если горит, дым идет, значит — попал. Мы же работали обычно «с круга», не с одного захода. Летит большая группа, потом над целью ведущий начинает разворот. Все за ним идут, по петле такой. И обычно несколько заходов делали. Отдельно надо сбросить бомбы. В это время «РС»-ы пускать нельзя. Для них особый способ прицеливания требовался. Восемь штук РС — на одноместном, четыре — на двухместном.
До самой земли пикируешь и видишь, куда идет трасса, и какой там результат. Обычно «действовали» по колоннам грузовых автомашин. Заходим поперек дороги, каждый выбирает себе цель и снижается. Чем ниже, тем с меньшей дистанции выпустишь очереди, тем больше вероятность попадания. И вот спускаешься пониже, пониже, пониже… Нажимаешь на гашетки. Трасса видна. И вдруг — вспых, попал в бак и — все. И ошметки летят. Все видно.
— А с какой высоты вы начинали давить на гашетку?
— Мы выходили из пикирования на 50 метров. Видели, как в кювете лежат попрятавшиеся немцы. Самая низкая высота примерно была как над вершинами сосен, которые на моем участке. Перед атакой надо высоту набирать. Метров 300-500. Пока спускаешься надо выпустить несколько очередей. А результаты мы видели воочию — огонь и дым.
— Вы видели, как взрывается танк?
— Нет, я не видел никогда. Может и взрывались, отчего они взрывались…
— Вас посылали действовать по переднему краю, например, уничтожать артиллерийские расчеты?
— Это была наша основная работа! На переднем крае, на поле боя. Говорят, огневые точки — там. Артиллерию очень трудно было найти, они маскировались, врывались в землю.
— А против пехоты в окопах?
— А как же. Видно траншея как идет, можно вдоль траншеи «фугануть».
— Какой порядок применения оружия? Сначала «РС»-ы?
— Сначала от бомб избавиться. Тем более, если взрыватели мгновенного действия. «Сотки», 6 штук, мы могли максимум взять. Если у них взрыватель мгновенного действия, то их надо бросать на высоте метров 300, иначе удар будешь чувствовать снизу-вверх. А если взрыватель замедленного действия, 23 секунды, «ВМШ-2», то их сбрасываешь, и можно уйти.
— Но ведь враг тоже может отползти за это время.
— Ну, пусть ползет. За 23 секунды куда ты отползешь? Сверху «сыпятся» бомбы. Но мы и не за каждым солдатом бегали, хрен с ним, пусть лежит. Нам главное было, подавить огневые точки на переднем крае. И лишить возможность пехоту вести огонь. Они не высовываются из траншей и не могут отражать атаки наших войск.
— Все-таки, по кому чаще приходилось работать? По танкам, по пехоте, по тыловым коммуникациям?
— Цели — самые разнообразные, на переднем крае самое главное — огневые точки. А вот в наступлении, скажем, по-другому. Началось наступление из-под Орджоникидзе на Тихорецк, на Краснодар. Противник драпал, грузился в вагоны и шпарил. Нам давали задачу охотиться за эшелонами. Видишь, паровоз выпускает пары, по нему и начинаешь вести огонь. По паровозу ударил -встал, по вагонам с боеприпасами, по цистернам... Переправы — тоже наши цели: понтоны, постоянные мосты… Колонны противника. У них было много автотранспорта, солдаты в грузовых машинах. По этой колонне и лупи.
— Кто вам больше всего противодействовал: зенитки или истребители?
— Я думаю, значит так: в первый период войны, мне кажется, — зенитка, а дальше, когда больше стало «мессеров» у них, мы несли большие потери от истребителей. В первый период войны до 43-го года мы воевали на одноместных штурмовиках. Сзади — беззащитны совершенно.
— А сзади, вроде бы, на штурмовике была бронеспинка 12 мм?
— Ну и что, 20-мм пушка пробивала спокойно.
— С какого расстояния?
— А расстояние такое. Вот помню, стояли мы в Краснодаре. И там был полк, в котором воевал Покрышкин. И один вот говорит: «мол, я зашел сзади бомбардировщику, открываю огонь, а он не горит». Покрышкин его спрашивает: " А ты ЗАКЛЕПКИ у противника на крыле видел? А как же ты попадешь, раз не видел? Подойди поближе, чтоб заклепки были видны!» Вот тебе и всё расстояние!
— То есть, немцы так близко подлетали к вам?
— Очень часто. Обгоняет справа, слева. Лицо человека видно!
— Часто возникают споры о том, что первые пушки, стоявшие на мессершмитах, «Эрликоны» 20-мм, не могли пробить 12-мм бронеперегородку Ила. А вот «маузеры» могли.
Один комментарий »
Оставьте свой комментарий!
По краткому тексту видно надежного профессионала без рисовки и без выпендрежа.
Такого на Страшном суде отправляют сразу в Рай -Суду все ясно!
Поому что любой авторский текст есть наилучший донос на себя.
Ксожалению трудно найти его песню (музыку исова) -которую Василий емельяненко написал в Тамани (ранее он был студентом московской консерватории)
Инструктор Рождественский Александр.